приличным репортером, ожидать, что я смог бы выстоять против собственного редактора городских новостей, было бы глупо. А посему - какой толк? Он уже дал мне понять, в чем заключается редакторская немилость - Армия Спасения и новорожденные бегемоты.
Тем не менее я направился к кабинету Уилкинза. Как только я встал перед дверным экраном, замок тут же щелкнул.
Когда я вошел, миссис Паттон поспешно произнесла:
- Мистер Майерс, мистер Уилкинз ждет вас.
Однако - 'мистер Майерс'. Уже не 'Счастливчик'.
Я зашел в sanctum sanctorum[15].
Уилкинз сидел за своим блестящим, как зубы овчарки, столом, в окружении двух незнакомцев, которые вполне могли сойти за его близнецов. Троица живьем олицетворяла несколько миллионов долларов.
Уэнтуорт Уилкинз - как никогда демократичный и общительный - встал из-за стола. Пожав мою руку, он забыл после этого протереть свою. Куда уж больше демократия.
- Джентльмены, - произнес он, - это Счастливчик Майерс, наш дважды лауреат Пулитцеровской премии. - Он взглянул на меня. - Э-э, Счастливчик, вот этот джентльмен: - из Большого Нью-Йорка, а вот этот, - из Вашингтона. По причинам, которые ты уяснишь себе позже, сегодня мы обойдемся без имен.
Причины, видимо, были своеобразные. Мое-то имя он только что назвал.
- Пожалуйста, Счастливчик, присаживайся. - Он прямо-таки светился.
Я взял стул.
- Просто на всякий случай, если вы еще не в курсе - мистер Блакстон несколько минут назад меня уволил, - прочистив горло, сказал я.
- Из-за этого дела прошлым вечером?
Я кивнул, в моем горле встал ком.
- Хорошо, - ответил он.
Чего уж тут хорошего? Может быть, удастся найти работу в каком-нибудь дешевом кафетерии, где не могут себе позволить купить посудомоечный автомат.
- Уэнти, - произнес один из безымянных джентльменов, глядя на часы, - не пора ли перейти к делу?
Я посмотрел на Уэнтуорта Уилкинза. Мне никогда не приходило в голову, что у него тоже есть кличка. Однако ж - Уэнти!
- Хм-м, - Уилкинз кивнул головой, наводя ногтем лоск на свои усы. - Конечно. - Он продолжал лучезарно улыбаться. Счастливчик, мальчик мой, после того, как прошлым вечером ты проявил изрядную силу духа и сообразительность, мы тут еще разок кое-что прикинули.
- Сообразительность, - повторил я.
Уилкинз кивнул, и то же самое сделал его сосед справа. Сосед слева сохранял задумчивый вид.
- Несмотря на преимущество нашего положения ввиду того, что ты - известный журналист, удайся тебе… э-э… приостановить рекламный ажиотаж, это могло стать весьма… э-э… обременительным, Счастливчик.
Возможно, в том, что он говорил и таился какой-то смысл. Пока же обнаружилось, что мне лучше держать рот на замке и сделать вид, что понимаю происходящее.
Я навесил замок и сделал вид.
- В общем так, - оживленно продолжил Уилкинз, - как только стало очевидным, что ты хотел бы быть на нашей стороне, мы решили тебя принять.
Слово 'принять' можно толковать по-разному.
Я держал рот на замке и делал вид.
Он стукнул ухоженным пальцем по столу.
- Мы обнаружили, что ты помимо уже хорошо известной журналистской интуиции - почти невозможно в это поверить, весьма компетентен в, э-э, потасовках.
Он обернулся к собеседникам.
- Представляете, голыми руками уделать двух лучших боевиков, которых только смог нам прислать Чикаго!
Тот, что был справа, выразил согласие. Тот, что слева, сохранял задумчивый вид.
Уилкинз повернулся ко мне.
- Но самое большое впечатление на меня произвело то, как ты повел, себя с полицией и прессой, - он оценивающе хихикнул, - включая наше собственное издание. - Он покачал головой. - Если бы история угодила к Чернышу, боюсь, он с утра поместил бы ее на первой полосе до моего выхода на сцену. И, боюсь, что кое-кто послужил, бы мишенью для нападок. Для радикального центра, Счастливчик, мой мальчик, это, конечно же, могло выйти боком.
- Радикальный центр, - произнес я, стараясь, чтобы мой голос не звучал совсем по-идиотски.
Он снова хихикнул.
- Нам нравится название, которое ты придумал. Очень подходит. Мы так и будем его называть, по крайней мере между собой,
- О, - воскликнул я.
Тот, что был слева, вновь посмотрел на часы.
- Мальчик мой, - сказал Уилкинз, - ты принят.
- Да, сэр, - честно согласился я. - Куда? То есть я хотел сказать: как?
Это тоже звучало не совсем здорово. Я решил, что лучше, будет опять закрыть рот и сделать соответствующий вид.
- Берем быка за рога, а, Счастливчик? - с осуждением в голосе хохотнул он. - Ладно, мой мальчик, как бы для, тебя прозвучало 'тысяча'?
Какой бы новая работа ни была, так хорошо, как на старой, платить не будут. Зарплата тысяча долларов в месяц - совсем не прибавка к тремстам в неделю командировочных разъездного репортера. Должно быть, отсутствие энтузиазма отразилось на моем лице. Коллега справа шевельнулся и пробурчал:
- Доход почти пятьдесят тысяч в год - вполне достаточно для бывшего журналиста, независимо от его квалификации.
Мои челюсти отчетливо щелкнули,
Уилкинз кивнул.
- Боюсь, Счастливчик, это то, с чего тебе придется начать. Теперь, я полагаю, хоть ты, очевидно, и выведал о нашей основной, долговременной, э-э, схеме, у тебя накопились вопросы.
- Ну, э-э, не могли бы вы для меня все просуммировать, сэр. Тут есть, ну что ли, частности.
- Конечно, конечно. - Он потеребил свои роскошные усы. Если начать с самых основ. Счастливчик, то сколько различных способов скинуть правительство или социально-экономическую систему с целью захвата власти другой группой ты мог бы назвать?
Наверно, я моргнул.
- Ну, можно их перестрелять… - начал я.
Кто-то из коллег фыркнул.
- Конечно, можешь, - расцвел в улыбке Уилкинз. - Но сложность в том, что, начиная стрелять, ты не знаешь, кого расшевелишь и кто начнет стрелять в ответ. Подобные революции заходят в тупик. Вспомни, как Керенский меньшевики начали революцию в России в 1917-м? Конечно, когда дым рассеялся, царь и его окружение были не у дел. Но не у дел были и Керенский с меньшевиками. Их либо поубивали, либо, э-э, выпороли. У дел были большевики.
- Да, это правда, - кивнул я с весьма задумчивым видом, хотя, честно говоря, ни о Керенском, ни о меньше… - или как он их там назвал - я никогда не слышал.
- Конечно, - продолжил Уилкинз, - прецеденты случаев насилия как метода борьбы обязательно можно найти. В своей 'Золотой ветви' Фрэзер[16] рассказывает о некоем древнем короле-жреце с озера Нимай, который терял свое положение только после того, как кому-то
