Девушка резко обернулась — позади стоял Дункан с конем в поводу. Его левая рука была окровавлена, на щеке темнел кровоподтек, лоб пересекала узкая рана, но в остальном все было в порядке.
Аликс молча смотрела на него. Все те гневные слова, которые она наговорила ему перед их расставанием, больше не имели значения: какое-то новое чувство затеплилось в ее душе, и она начала понимать, что это.
— Конь ускакал, — неверным голосом вымолвила девушка.
Дункан не отводил взгляда от Аликс:
— Я нашел его. Хромает, но скоро поправится.
— Я рада, что он не сильно пострадал.
Их слова сейчас не имели значения — важнее было то, что стояло за словами.
— Тебе придется ехать со мной, потерпишь? — спросил Дункан. — Я не могу терять время на поиски другого коня. Я нужен клану.
Аликс медленно подошла к нему, чувствуя странную слабость, и остановилась всего в, шаге от Чэйсули.
— Это был Тинстар.
— Я видел его.
Дрожащей рукой она осторожно коснулась окровавленной руки воина:
— Дункан, я не хотела задеть тебя.
Он чуть отстранился, но девушка поняла: не от боли. То, что этот человек отныне принадлежит ей, внезапно потрясло ее.
— Дункан… — она смотрела в его горящие глаза, — Дункан, пожалуйста… обними меня, чтобы я поняла, что я и правда есть.
Он что-то прошептал на Древнем Языке и сжал ее в объятиях. Аликс почувствовала, что просто тает от прикосновения воина. Странная слабость, охватившая ее, была новым для нее чувством — но чувством без сомнения приятным.
Дункан зарылся пальцами в ее волосы и заставил ее откинуть голову:
— Ты все еще хочешь отречься от толмооры?
Она не ответила.
Глава 4
Дункан нашел пещеру в горах неподалеку от Мухаары и застелил пол шкурами.
Аликс сидела, завернувшись в красное одеяло, наблюдая за тем, как Дункан разводит огонь и пристраивает над ним куропатку.
— Болит рука?
— Да нет. Они не умели владеть оружием.
— Финн сказал, вы можете лечить. Разве ты этого не сделаешь?
— Не ради себя, тем более, из-за такой пустяковой раны. Искусством исцеления пользуются только когда это действительно нужно — и обычно ради других.
— Финн вылечил руку Кэриллону.
— Только потому, что Кэриллону нужно было доказать, что мы не демоны, как он думал.
Аликс пошевелилась — болела нога, болело все тело после падения с коня:
— Что ты сказал Кэриллону, когда мы уезжали? Мне показалось, ты говоришь так, будто все знаешь наверное.
Дункан отпил горячего меда:
— Я говорил так, потому что знаю Пророчество. Кэриллон в нем не называется прямо — Пророчество вообще не называет имен — но я думаю, что это именно он.
— Объясни.
Дункан криво улыбнулся:
— Я не могу. Ты не знаешь Пророчества. Шар тэл расскажет тебе, и тогда ты поймешь.
— Почему твои слова всегда так темны? Ты заставишь меня думать, что действительно замышляешь какое-то колдовство.
— Служение богам не может быть колдовством.
— А как же Тинстар?
Дункан замер и ответил не сразу:
— Тинстар служит темным богам преисподней. Он зло. Он хочет уничтожить Пророчество, прежде чем ему придет время исполниться.
— Именно так он и сказал, — Аликс вздохнула и потерла лоб. — Куда ты ушел, когда мой конь ускакал прочь?
— Сперва я убил двоих разбойников. Третий убежал. Я пошел искать его.
— Почему ты просто не послал Кая? Или не принял, облик лиир?
— Я не мог принять облик лиир. Я чувствовал присутствие Айлини, хотя и не знал, кто это. Что же до Кая… его я послал в Хомейну-Мухаар.
— В Хомейну-Мухаар? Зачем?
— Я думал, ты вернулась к Кэриллону, — просто ответил Дункан.
Она ошеломленно уставилась на него, потом почувствовала, как в ней, непонятно почему, закипает смех:
— Я могу подумать, что ты ревнуешь.
Дункан сдвинул брови:
— Нет, не ревную.
Аликс удивленно улыбнулась, потом рассмеялась:
— Итак, мне предлагается думать, что Чэйсули неспособны на такие хомэйнские чувства? Однако твой — и мой брат, похоже, вполне способен проявлять ревность.
— Финн молод.
— А ты — немногим старше.
Лицо Дункана потемнело:
— Моя юность кончилась в тот день, когда моя первая Обитель была уничтожена солдатами Мухаара. Только волей богов я остался жив, когда столь многие были убиты.
— Прости, Дункан…
— Ты все увидишь сама, когда мы приедем в Обитель.
— Осталось так мало..?
— Около пятидесяти женщин, и большинство не может иметь детей. Остальные старики и дети. И, может быть, шестьдесят воинов.
В первый раз Аликс осознала весь ужас кумаалин.
— Дункан…
Воин казался постаревшим на много лет:
— Когда-то эта земля была нашей. По Хомейне странствовали пятьдесят кланов Чэйсули — от Хондарт, что на берегах Идрийского Океана до северных гор за рекой Синих Клыков. Теперь все они уничтожены, остался только мой клан. И мы стали слабее, чем прежде.
— Деяние Шейна…
Он взял ее за руку, посмотрел почти умоляюще:
— Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почему мы крадем женщин и принуждаем их рожать нам детей? Аликс, это ради того, чтобы выжил наш народ. Совет увидит не тебя: твою кровь и твою молодость. Ты должна послужить своему народу, чэйсула.
Она выпрямилась:
— Но узнают ли они, что ты называл меня — так?
