— Финн… я не могу…
— Клятва крови расторгнута, — его лицо враз осунулось и постарело. — Жахай, господин мой Мухаар. Я взял из его рук кинжал. На золоте алела кровь.
— Жа-хай-на, — ответил я наконец. Финн вышел из комнаты.
Глава 3
Когда я смог идти, то вышел в коридор — медленно, с трудом передвигаясь в темноте. Факелы не горели. В коридоре никого не было, слуги, хорошо знавшие свои обязанности и мои привычки, оставили меня наедине с самим собой.
Вой умолк. Тишина. Сторр ушел вместе с Финном. Мне казалось, что моя душа погасла, как эти факелы.
В одиночестве я прошел в тронный зал и долго стоял там в темноте. Очаг угасал, но угли еще полыхали мрачно-алым. Здесь также не горел ни один факел.
Тишина. Я сунул хомейнский клинок за пояс — рядом с ножом Чэйсули в ножнах, и принялся разгребать носком сапога тлеющие угли. Наконец из-под толстого слоя пепла показалось железное кольцо. Я взял факел, просунул его в кольцо и с помощью этого орудия открыл люк. Пепел взвился вокруг тяжелой крышки, со звоном откинувшейся на край очага.
Я зажег факел и начал спускаться по лестнице. На этот раз я считал ступени — их было сто две. Я стоял перед стеной и видел, что и сюда проникла дождевая влага: камни были скользкими и влажными, поблескивали в чадном свете факела. На темном камне слабо светились бледно-зеленые руны. Я коснулся их пальцами, повторяя очертания чужих знаков, потом отыскал камень-ключ, надавил на стену, и потайная дверь открылась.
Я стоял на пороге. Со всех сторон меня окружали фигуры лиир — бледно-кремовые, с золотыми прожилками. Медведь и кабан, сова, сокол и ястреб. Волк и лисица, ворон, кошка… В неверном свете казалось, что они движутся по стенам плавно, бесшумно, словно в колдовском танце.
Я вошел в подземелье — и тишина обняла меня. Глупец Глупец Глупец…
Я вытащил из ножен кинжал Чэйсули. Отблеск факела упал на серебро. Я вновь увидел рукоять, завершавшуюся головой скалящегося волка с глазами из необработанного изумруда. Когда-то этот кинжал принадлежал Финну.
Я подошел к краю пропасти, снова невольно отметив, что свет не проникает в непроглядную черноту внизу. Так глубоко, так темно, так покойно… Я вспомнил, как провел там несколько дней и вышел отсюда — если не новым человеком, то уже и не тем, каким спустился. Вспомнил, как четыре дня был — Чэйсули.
Я прикрыл глаза. Под веками горели желтые пятна факельного света. Я ничего не видел, но помнил все. Тихий шорох распахнувшихся крыльев, крик сокола, падающего на добычу… Как я бежал по лесам, и единственным моим ощущением был свобода — абсолютная свобода, не стесненная ничем — свобода, дарованная богами.
— Жа-хай, — я протянул руку, чтобы бросить кинжал в черную непроглядную бездну.
— Кэриллон.
— Я вздрогнул и обернулся, покачнувшись на краю пропасти — взметнулось пламя факела.
Я ожидал увидеть Финна. Но никак не Турмилайн. Она была в тяжелом коричневом дорожном плаще, ниспадающем с головы до пят. капюшон был отброшен на плечи, и отблеска факелов играли в темно-золотых волосах.
— Ты отослал его прочь, — сказала она, — а значит, отослал прочь и меня.
Я хотел возразить — мне только оставалось произнести эти слова, я знал уже, как скажу это — со смесью нетерпения, непонимания, возмущения, изумления и спокойствия… и — не произнес ни слова, с ужасающей отчетливостью осознав: это правда. Я понял. Не Лахлэн — о нет, вовсе не Лахлэн был нужен Торри…
Части головоломки судьбы рассыпались передо иной, складываясь в причудливый переплетающийся узор. Руны сложились передо мной в надпись и обрели плотский облик моей сестры.
— Торри… — больше я ничего не сказал. Она была слишком похожа на меня самого, и никто не смог бы заставить ее свернуть с пути, если она к чему-либо стремилась.
— Мы не смели сказать тебе, — тихо проговорила она. — Мы знали, что ты скажешь. Он говорит, — она уже говорила о Финне так, как женщина говорит о своем мужчине, — что в кланах женщин никогда не продают воинам. Что мужчина и женщина сами вольны решать, и никто не может заставить их делать что-либо против воли.
— Турмилайн… — внезапно я ощутил боль и усталость, — Торри, ты знаешь, почему мне пришлось поступить так. Наш Дом заключает браки только с равными, я ждал для тебя принца, потому что ты стоишь этого — если не большего. Торри.. я не хотел, чтобы ты была несчастна. Но мне нужна помощь другого государства…
— А меня ты не подумал спросить? — она покачала головой, и блики света снова заплясали в ее волосах. — Нет. Ты думал, что я буду возражать? — нет. Ты даже не подумал о том, что это не может понравиться мне, — она слегка улыбнулась. — Подумай, что чувствовал бы ты, будь ты на моем месте.
За моей спиной зияла пропасть — и пропасть разверзлась передо мной.
— Торри, — наконец, сказал я, — подумай, ведь у меня тоже не было выбора, когда я женился. Принцы и короли не более следуют своим желаниям, чем принцессы. Я ничего не мог поделать.
— Ты должен был спросить меня. Но — нет, ты всегда приказывал. Мухаар Хомейны приказывает своей сестре выйти замуж за того, кого он выберет, — она подняла руку, видя, что я собираюсь возразить, ее ладонь показалась мне острием клинка. — Да, я знаю — так было всегда. И так будет. Но в этот раз — в этот раз я говорю: нет. Я сама выберу свой путь.
— Наша мать…
— …вернулась в Жуаенну. Я нахмурился в недоумении.
— Я рассказала ей, Кэриллон. Как и ты, она считает, что я сошла с ума. Но она решила не спорить, — Торри улыбнулась. — Она воспитала твердых сердцем детей, Кэриллон — они сами решают, кто станет их супругом.
Она мягко рассмеялась:
— Думаешь, что с Электрой ты провел меня? Ох, Кэриллон, я ведь не слепая!
Я не отрицаю, что она помогла тебе примирить Хомейну с Солиндой — но для тебя она значит больше, чем это.. Ты хотел жениться на ней потому, что — как и все мужчины, видевшие ее — желал ее. Такова ее власть.
— Турмилайн…
— Я ухожу, — она сказала это тихо, со спокойной уверенностью женщины, знающей, чего она хочет от мужчины. — Но вот что я скажу тебе от нас обоих: мы этого не хотели.
Турмилайн улыбнулась, и я увидел ее словно бы глазами Финна: не принцессу, не добычу, не сестру Кэриллона даже. Я увидел женщину — не более, не менее.
Неудивительно, что он пожелал ее.
— Ты отослал его в Обитель, чтобы он залечил свои раны. Ты отослал туда меня — ради безопасности. Я ухаживала за ним, когда этого не могла делать Аликс, я думала о том, что он за человек, если так служит моему брату… он дал мне ту безопасность, в которой я нуждалась. Вскоре это переросло в нечто большее, — она покачала головой. — Мы не хотели дурного. Но теперь его толмоора изменилась, моя же — следовать за ним.
— Толмоора — это для Чэйсули, — бесцветным голосом сообщил ей я, — Нет, Торри. Я не хочу терять еще и тебя.
— Тогда верни его к себе на службу.
— Я не могу! — крик эхом отдавался в подземелье, полном молчаливых лиир, Разве ты не видишь? Электра — Королева, а он — Чэйсули, Изменяющийся. Неважно, что буду говорить я — Финна всегда будут
