Лорном. Волк потянулся, зевнул и положил лапу на ногу Донала, когда тот притянул его к себе. Тай, сидящий на спинке стула, запищал — и в то же мгновение в дверях показался Дункан.
— Жехаан! — Донал вскочил, спихнув на пол Лорна, и побежал к отцу через комнату. Дункан улыбнулся, лицо его перестало быть таким напряженным. Он наклонился и поднял мальчика на руки, заговорив на Древнем Языке, и я понял, что он еще ничего не знает. Рассказать ему все, видимо, предоставлялось мне.
— Ты отвлекаешь Кэриллона от его обязанностей? — сказал Дункан, Донал обнимал его за шею.
— Жехаан… ох, жехаан… почему ты не пришел раньше? Мне было так страшно…
— Чего тебе бояться? — ухмыльнулся Дункан. — Разве что за меня, а в этом нет необходимости. Ты же видишь, что со мной все в порядке, — он бросил взгляд на меня поверх темноволосой головы сына. — Кэриллон, я…
— Жехаан, — прервал его Донал. — Жехаан, ты поедешь? Ты поедешь через реку? Ты вернешь ее?
— Куда поеду? Зачем? Кого верну? — Дункан снова усмехнулся и прошел через комнату к ближайшей скамье. Он сел, держа Донала на руках, хотя тот был для этого уже слишком большим. Странно было видеть, что Дункан на такое способен: я знал, что Чэйсули не признают любви, и даже слов, относящихся к этому чувству, у них нет. Но в движениях Дункана и его голосе сейчас отражалось именно это чувство.
— Ты кого-то потерял, малыш?
— Жехаану, — прошептал Донал, и лицо Дункана застыло.
Он тут же перевел взгляд на меня:
— Где Аликс?
— Аликс… увезли, — я осторожно подбирал слова. — Это деяние Тинстара.
— Тинстар… — лицо Дункана посерело.
— Пусть лучше Донал тебе расскажет, — тихо сказал я. Он вырвался от них и пришел сюда, чтобы рассказать мне о случившемся.
Дункан внезапно порывисто сжал мальчика в объятьях:
— Донал, расскажи, что произошло. Все, от начала до конца. Что ты видел.
Что ты слышал.
Донал был бледен не менее, чем его отец. Думаю, он никогда прежде не видел отца настолько потрясенным. Он рассказывал Дункану то, что несколько дней назад поведал мне, на лице Дункана отражалась внутренняя борьба. Борьба с болью, по сравнению с которой моя собственная была лишь тенью истинного чувства.
Голос Донала затих — он окончил рассказ. Мы оба — Донал и я — ждали, что скажет Дункан, но он не сказал ничего. Он сидел, глядя в пустоту, словно не слыша ничего.
— Жехаан..? — голос Донала звучал испуганно и умоляюще.
Наконец, Дункан заговорил. Он сказал Доналу что-то на Древнем Языке, что-то бесконечно утешительное и успокаивающее, и мальчик расслабился.
— Они били ее, малыш?
— Нет, жехаан, но она почти не могла говорить, — по лицу Донала было заметно, что, вспоминая, он снова переживает этот страх.
Рука Дункана ласково и мягко гладила волосы сына, но в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение:
— Шансу, шансу… Я привезу назад твою жехаану. Но ты должен обещать мне оставаться здесь, пока мы не вернемся.
— Здесь? — Донал выпрямился. — Ты не отошлешь меня в Обитель?
— Не сейчас. Мы с твоей жехааной отвезем тебя туда, когда вернемся, — он по-прежнему смотрел вдаль поверх головы Донала, казалось, даже сейчас, держа на руках своего сына, он где-то далеко. И тут я понял, что он говорит с Каем.
Когда Дункан вернулся, я увидел, что его охватил страх, хотя он и пытается скрыть это от Донала. На миг он прикрыл глаза, словно закрывая душу, потом еще крепче прижал к себе Донала:
— Шансу, Донал — покой. Мир. Я верну твою жехаану. Но, глядя на него, я понимал, что он скорее пытается убедить в этом себя, чем своего сына.
— Дункан, — я подождал, пока немного придет в себя и посмотрит в мою сторону, — я говорил со вторым вождем клана… и с хомэйнами. Мы готовы идти с тобой.
— Куда? — спросил он. — Ты знаешь? Ты знаешь хотя бы, где она?
— Думаю, ее могут найти лиир…
— Лиир не нужно ее искать. Я знаю, где Аликс. Я знаю, что он хочет сделать, — Дункан поставил Донала на землю и велел ему взять своих лиир и уходить. Мальчик попытался возразить, испуганный не меньше, чем обиженный, но Дункан все же заставил его. Наконец мы остались наедине.
— Где? — Вальгаард.
Мне это ничего не говорило, и, вероятно, он прочел это в моем лице и продолжил:
— Логово Тинстара. Это крепость высоко в горах Солинды, в одном из ущельев — нужно перейти через Синие Клыки и идти дальше строго на север. Пересечь Дорогу Молона — там он и есть. Ошибиться невозможно, — он поднялся и прошелся по комнате неуверенным шагом. — Он должен был привезти ее туда.
— Значит, чтобы освободить ее, нам придется отправиться туда.
Он обернулся — рука легла на рукоять кинжала, я понимал, что ему сейчас хочется кричать и выть, но он держался очень спокойно. Таким бывал и Финн, когда хотел удержать меня на расстоянии. Но на этот раз я не подчинился безмолвному приказу Чэйсули.
— В Вальгаарде находятся Врата, — сказал он свистящим шепотом. — Ты знаешь, о чем говоришь? На что идешь? — он покачал головой, — о нет, ты не знаешь… Ты не знаешь, что такое Врата…
— Я признаю это. Я многого не знаю. Дункан снова прошелся по комнате — как-то напряженно, словно внутренне оцепенел от ярости. Он внезапно напомнил мне горную кошку, подбирающуюся к добыче.
— Врата, — повторил он. — Врата Асар-Сути. Врата в мир Секера.
Слова прозвучали странно. Это не был Древний Язык: что-то гораздо более древнее — слова со смрадом разложения.
— Демоны, — сказал я, не успев задуматься над тем, что говорю.
— Асар-Сути — более, чем демон. Он — бог подземного мира. Он Секер — тот, кто создал подземные обиталища. Он — оплот силы Айлини, — Дункан помолчал, потом прибавил. — В Вальгаарде Тинстар имеет часть в его силе.
Я вспомнил, с какой легкостью Тинстар подстроил ловушку, стремясь убить меня. Я вспомнил, как он заставил почернеть мой рубин. Я вспомнил, как он отнял у моего дяди Хомейну. Я вспомнил тело Беллэма на поле боя. Если он мог сделать это, находясь вне Вальгаарда, что же он может сделать в нем самом?
Дункан стоял у дверей. Он обернулся с выражением горькой решимости на лице:
— Я никого не попрошу рисковать, участвуя в таком деле.
— Аликс рисковала собой ради меня, когда я валялся в кандалах в Атвии.
— Аликс не была Мухааром Хомейны.
— Нет, — без улыбки ответил я. — Она несла в своем чреве семя Пророчества, а одно событие может изменить другие.
Я увидел, как потрясен он был, поняв, о чем я говорю. Та опасность, о которой рассказал он, была вполне реальной — но не больше той, которой подвергалась Аликс. Если бы она умерла, спасая меня, или потеряла бы ребенка, Пророчество было бы уничтожено, не начав сбываться.
— Я иду, — тихо сказал я. — Ничего другого не остается.
Он стоял в дверях, долго молчал, словно не в силах произнести ни слова, потом еле заметно кивнул:
