ненависть… когда у меня не было воды, мне не хотелось пить, потому что всегда меня поила ненависть…
— Дел замолчала, словно услышав со стороны свою истерику — Дел всегда боялась давать волю своим чувствам.
Справившись с голосом, она продолжила:
— И когда я узнала, что у меня будет ребенок, я тоже жила ненавистью… она заставила меня выжить. Она не дала мне умереть. Боги не позволили мне умереть, чтобы я могла исполнить свои клятвы. Ребенок был свидетелем этого, хотя я еще не знала о нем.
Я молчал.
Дел посмотрела на меня.
— Ты понимаешь, что такое ненависть. Ты жил ею, как и я… Ты ел и пил ее, ты спал с ней… но ты не позволил ей поглотить тебя. Ты не позволил ей подменить тебя, — Дел спрятала лицо в ладонях. — Я изувечена. Я неправа. Я не женщина, не человек и даже не танцор меча. Я только ненависть… Она сожрала все во мне.
И снова я услышал Чоса Деи: «Одержимость правит, а сострадание вредит».
Дел запустила пальцы в волосы, убирая со лба светлые пряди. Ее лицо кривилось от отчаяния.
— Если Аджани у меня заберут, от «меня» ничего не останется.
Мне было больно, но я заставил себя говорить твердо.
— Значит в итоге ты решила позволить ему выиграть. После шести лет, после всех этих клятв…
— Ты не пони…
— Я очень хорошо понимаю, Делила. Ты сама говорила, я тоже жил ненавистью. Я знаю ее вкус, запах, много лет я не расставался с ней ни на минуту. И я знаю, насколько она соблазнительна, как она старается овладеть тобой… и с каким удовольствием берешь помощником вместо человека.
Лицо Дел совсем побледнело.
— Все, что я делала, я делала ради этой ненависти. Я выносила дочь и бросила ее… Я обучалась в Стаал-Уста… Я убила много людей… — Дел тяжело перевела дыхание. — Я пыталась отнять свободу у дорогого мне человека, а потом чуть не убила его.
Я растерялся и не сразу придумал, что сказать, а потом промямлил:
— Ну не убила же. Я ведь выжил.
Взгляд Дел не изменился.
— А если бы он не выжил, я бы не позволила себе тратить время на переживания. Я бы заставила себя забыть о боли и идти вперед, искать Аджани… одна, как раньше. Женщина, живущая ненавистью, одержимая… — голос сорвался, но Дел нашла в себе силы продолжить. — Почему ты здесь, Тигр? Почему ты не бросишь меня?
Я хотел коснуться ее, но не стал. Я хотел ей все сказать, но не смог. Я не умею объясняться. Такой танец мечей нас с Дел танцевать не научили. Мы умели танцевать только в круге, с оружием в руках.
Мне пришлось пожать плечами и небрежно бросить:
— А я думал, это ты меня никак не бросишь.
Дел не улыбнулась.
— Ты не клялся. Ты не обязан искать Аджани.
Я лениво поддал ногой камень и он укатился в темноту. Проводив его взглядом, я подошел к Дел и прислонился к стене.
— Знаешь, клятвы не всегда нужны. Иногда все просто идет своим чередом.
Дел посмотрела на меня и глубоко вздохнула.
— Из-за тебя мне так тяжело.
Я разглядывал темноту аллеи.
— Ты боишься?
— Аджани? Нет. Я ненавижу его так сильно, что страха не чувствую.
— Нет. Ты боишься того, что будет потом.
Дел закрыла глаза.
— Да, боюсь, — тихо сказала она. — Боюсь, что не почувствую того, что должна почувствовать.
— Что именно баска?
— Радость. Успокоение. Наслаждение. Восторг, — Дел открыла глаза и заговорила с горечью. — То, что чувствует человек, проведя ночь с любимым человеком или убив ненавистного врага.
Я хмуро уставился в землю.
— Когда я был мальчишкой, — начал я, — я поклялся убить одного человека. Я действительно собирался это сделать. В моей душе была только ненависть. Как и ты, я жил ею. Я ею питался. Каждую ночь я ложился с нею спать и повторял звездам: я убью его. Я был совсем мальчишкой. Дети часто произносят клятвы, но редко их выполняют. Я от своих слов отступать не собирался… и эта клятва помогла мне продержаться, пока в лагерь не пришел песчаный тигр и не загрыз детей. Эта клятва заставила меня взять самодельное копье и самому пойти в Пенджу убивать песчаного тигра. Я решился на это потому что знал, если я убью зверя, племя обязано будет выполнить любую мою просьбу. И тогда я бы попросил.
— Свободу, — пробормотала Дел.
Я медленно покачал головой.
— Возможность убить шукара.
Дел резко повернулась ко мне.
— Старика?
— Этот старик больше других старался заставить меня почувствовать, что я живу в аидах. Только он и заставил меня выжить.
— Но ты его не удил.
— Нет. Три дня я был без сознания. За меня говорила Сула. Она сказала, что я хочу получить свободу, — я пожал плечами. — А я хотел убить шукара и этим освободиться — не физически, а морально. Я мог представить только такую свободу.
— А вместо этого Салсет тебя прогнали.
— Я был свободен идти куда пожелаю. Чула умер.
— Что ты говоришь, Тигр?
— Что в конце концов я победил. Больше всего старик хотел, чтобы я умер, а не ушел… А я его обманул.
— Тигр…
Я заставил себя говорить спокойно.
— Иногда мы стремимся не к тому, что нам действительно нужно. А мы этого не понимаем.
Дел не ответила.
Она прислонилась к стене, как и я долго молчала и смотрела в темноту, и наконец заговорила:
— Ты думаешь, я не права?
Я криво улыбнулся.
— Не имеет значения, что я думаю.
— Имеет, — сказала она и повернулась ко мне. — Мне всегда было важно знать, что ты думаешь.
— Всегда?
— Ну, может не сразу… Когда мы встретились, ты был невыносимым, настоящим самоуверенным Южанином, — Дел даже улыбнулась. — Я думала, что тебя обязательно придется ударить по голове, чтобы вбить в нее хоть немного ума… или может кастрировать, чтобы ты начал думать мозгами, а не тем, что у тебя ниже пояса.
— Ты даже не представляешь, что можешь сделать с мужчиной, Делила, когда он впервые видит тебя. Поверь мне, ни один человек — ни один нормальный мужчина — не может думать о чем-то