сделал первый глоток воды за двое суток.
Перед тем, как потерять сознание, я думал о Дел. Вспоминал как странно она себя вела. И действительно ли ее меч был не просто куском металла. И всерьез ли она полагала, что он мог спасти нас.
Разящий, несмотря на всю мою любовь и уважение к нему, был только мечом. Не богом. Не человеком. Не магическим существом.
Он был обычным мечом.
И моим спасением.
Обычно я выздоравливал быстро, но на этот раз мне пришлось проваляться несколько дней, прежде чем я снова ощутил себя живым существом. Обгоревшая кожа сходила кусками и я сам себе напоминал кумфу во время линьки. Новую кожу я обильно смазывал пастой алла, пока та не огрубела до нормального состояния. Песчаный Тигр, который, сколько я его помнил, всегда был темным как кусок меди, стал похож на огромного новорожденного младенца, рожденного незадачливой женщиной. Нежная розовая кожа обтягивала все тело кроме тех мест, которые прикрывала набедренная повязка.
А поскольку она прикрывала именно ту часть моего тела, к которой я всегда был наиболее привязан, я не терял веру в будущее.
Дел, однако, болела серьезно. Она лежала в маленьком оранжевом хиорте Сулы, забывшись в бреду песчаной болезни и черном мире настоя, которым поила ее Сула несколько раз в день. Но даже паста алла и настой не могли полностью успокоить боль.
Я стоял у входа в хиорт и смотрел на фигурку, закутанную в шафрановое покрывало. Я видел только ее лицо. Обожженное, покрытое волдырями и клочьями сходившей кожи.
— Она не может разговаривать с тобой, — Сула говорила на Южном языке с выговором Салсет, которого я не слышал уже много лет. — Она ничего не понимает. А тот, кто не думает, не говорит.
— Это пройдет, — убежденно сказал я, в душе понимая, что о таком исходе можно было только мечтать. Песчаная болезнь это не шутки.
— Может быть, — выражение широкого лица Сулы меня не слишком успокоило.
— Но о ней хорошо заботятся, — напомнил я. — У нее есть вода и тот напиток, который ты даешь. Песчаная болезнь пройдет.
Сула пожала плечами.
— Зря сидишь здесь. Она не заговорит с тобой.
Я снова посмотрел на Дел. Она стонала и вскрикивала в наркотическом ступоре, шепча что-то на Северном языке. Я снова и снова слышал слово «кайдин», но если Дел и произносила имя своего меча, я его не уловил.
Смирившись с собственным бессилием, я покачал головой.
— Глупая маленькая баска. Тебе бы следовало остаться на Севере.
Я хотел спать по ночам в хиорте, но Сула, верная обычаям Салсет, не позволила. Я был неженатым мужчиной, она незамужней женщиной, которая еще могла изменить свое положение, и я засыпал около хиорта, закутавшись в одеяло, пропахшее козами и собаками, и вместо сна ко мне приходили воспоминания детских лет. Воспоминания, от которых я бы навсегда избавился, если бы мог.
Каждый день я занимался, стараясь вернуть силу мускулам и растянуть новую шкуру, чтобы она сидела на мне поудобнее. Я часами тренировался с мечом, усмехаясь, когда все дети племени собирались посмотреть на это зрелище хитрыми черными глазками, которые становились огромными от изумления. Но глубоко внутри я постоянно ощущал беспокойство. Опасение. И никак не мог справиться с собой. Когда я проходил мимо хиортов и повозок, вспоминая детство, я снова чувствовал себя униженным, слабым, испуганным — Песчаный Тигр был испуган. Я хотел сбежать — мне нужно было уйти от них — но я не мог оставить Дел.
Ну, то есть дело было в том, что она наняла меня. И я должен был выполнить обещанное или навсегда погубить свою репутацию.
Однажды сам шукар пришел посмотреть на меня. Он долго изучал шрамы песчаного тигра на лице и когти на шнурке, и ушел, не сказав ни слова.
Но я успел заметить горечь в его глазах — он вспоминал прошлое, думал о настоящем и будущем. Коварный старик. Хитрый, старый шукар. Когда он отворачивался, я увидел, как скривился его рот.
Боги, он ненавидел меня.
Но я ненавидел его сильнее.
Мужчины демонстративно отворачивались от меня, но меня это не удивляло: они тоже ничего не забыли. Замужние женщины меня не замечали: обычаи Салсет не позволяли женщине, имеющий мужа, разговаривать с другими мужчинами, в крайнем случае беседа должна была ограничиться парой вежливых фраз. Но я и сам не обращал на них внимания.
Зачем мне женщины, которые были настолько стары, что помнили меня еще ребенком.
Но девушки меня не знали и во всю пользовались имеющейся у них свободой.
Они заинтересованно посматривали на меня, но от этого я не чувствовал себя высоким, сильным и смелым. Я становился все меньше, слабее и испуганнее.
Салсет — привлекательное племя. Их кожа светлее чем у Ханджи и они не уродуют себя шрамами и красками. Волосы и глаза у них черные.
Большинство Салсет невысокие и худые, хотя многие из женщин постарше, такие как Сулы, были склонны к полноте. Салсет быстрые и гибкие как Дел, но среди них не было воинов.
Они кочевники.
Их племя жило одним днем, от рассвета до заката, и бродило вместе с песками; они отправлялись в путь, а потом где-то разбивали лагерь.
Они не могли представить себе жизнь без свободы, но строго соблюдали традиции, а их огромная любовь друг к другу заставляла постороннего человека стыдиться, что он не может разделить ее.
Они заставляли меня стыдиться, что я не Салсет, хотя когда-то и жил с ними. Но ни тогда, ни сейчас я не мог стать одним из них, слишком уж разными мы были.
Я не мог изменить свое сложение, вес, цвет кожи, зеленые глаза и каштановые волосы. Не мог лишиться силы и врожденного таланта к мечу.
Я был чужим для них: тогда, сейчас, навечно. И первые шестнадцать лет моей жизни они пытались выбить это из меня.
11
Песчаная болезнь изменяет человека. Она превращает память в сито: какие-то воспоминания уходят в никуда, какие-то сохраняются. Потерянные заменяются мечтами и иллюзиями настолько реальными, что в них веришь пока кто-то тебя не разубедит.
Я пытался объяснить это Дел, но она ничего не слышала. Она лежала на покрывале в оранжевом хиорте Сулы и я видел, что физически она медленно выздоравливала, но что происходило у нее в голове я не знал. Сула щедро смазывала тело Дел пастой алла и заворачивала ее во влажную ткань, чтобы новая кожа не высыхала. Дел была похожа на страшный обгоревший труп, но она дышала.
И ей снились сны. Я быстро выработал распорядок дня: еда, общие упражнения, еда, практика с мечом, беседы с Дел. Я сидел около нее часами и разговаривал так, словно она могла меня слышать. Мне казалось, что Дел должна была все время ощущать чью-то поддержку. Трудно сказать, знала ли она, что я был рядом. Дел шептала, стонала, разговаривала, но за исключением нескольких слов, я не понимал ее. Я не говорил на Северном.
А иногда мы молчали. Вдвоем мы делили минуты тишины — Сула всегда находила себе работу — Дел спала, а я смотрел на тканые стены хиорта, пытаясь (чаще неудачно) заставить себя смириться с необходимостью оставаться среди Салсет. Шестнадцать лет назад я покинул племя, думая (надеясь), что никогда уже их не увижу. За эти годы ничего не изменилось, только Сула превратилась в пожилую вдову из
