Ломал я крышу, ломал да так ничего и не выломал. Дурь, в натуре!
13 июня
Игры продолжаются.
Никогда не думал, что из-за телки до такой степей ни крыша может поехать. Уже и платья дарил Альбине, и ожерелье жемчужное, и колечко с изумрудиком (типа, под цвет глаз), и в кабак водил дважды. Полный облом! Ей по-прежнему НЕЛЬЗЯ. И всякий раз идет базар о том, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Тоже мне, открытие сделала…
Наташка, похоже, врубается, мымра, что со мной творится.
— Давай, — говорит, — я выживу рыжую, она у меня света белого не увидит, сама заявление напишет…
Не дал. И не дам!
Мылился в гости напроситься. Опять облом!.. Ее мама, мол, не любит мужчин. А от кого же родила тот да? От святого духа, как Мария — плотничья жена?!
Вчера в перекуре прошел странный базар.
— Хочешь научу, как стать богатым? — Альбина мне.
— Валяй, — говорю.
Дальше начались хихоньки да хахоньки. Вечером, в кабаке, тоже между хихоньками, я ей сказал:
— Силой тебя взять, что ли?
Типа, шутка.
А она вдруг лицом потемнела, кулачки стиснула, глаза запылали, что твои угли.
— Не советую, — говорит. — А то и с лаской больше ни к кому не подступишься!
Так сказала — у меня вмиг все стоячее завалилось. Хорошо, зубы не выпали. В тарелку уткнулся. Ах ты, думаю, кошка драная! Сдалась ты мне, доска рыжая!.. И понимаю: сдалась ведь, так сдалась — хоть слезу пусти! Что за удовольствие ей — мужика изводить?
15 июня
Вчера поехал на Васильевский остров, в «Прибалтийскую», к тамошним путанам. Не Дуньку же Кулакову в сорок лет гонять!
Все чин-чинарем. Выбрал как и хотел — рыжую. На всю ночь. Хотел, чтобы еще и зеленоглазую подобрали, но оковалок брякнул, что в жизни не видел путан с зелеными глазами. Типа, такие собой не торгуют.
— Чем же, — спрашиваю, — они занимаются?
— Мои подопечные, — говорит, — утверждают, что рыжие зеленоглазые — бабы особенные. Они, мол, и без мужиков прожить могут, короче, удовольствия не получают, а наоборот, одни страдания. Оргазм со знаком минус…
Я через полчасика с рыжей получил со знаком плюс. Хотя, если честно, хиленький плюс получился. Угостил ее шампанским да и отпустил. А сам нах хаузе покатил.
Еду — в мозгах муть и раздрай. Да что же это за фишка, думаю. Неужели на Альбине свет клином сошелся? Надо из головы ее прочь, из сердца вон!
Но пришел сегодня в клинику и вижу: не получается «вон». Вспомнил вчерашний треп с оковалком.
— Слушай, — говорю Альбине, — мне тут феньку вещали, будто такие, как ты, рыжие и зеленоглазые, в постели не наслаждаются, а страдают круто.
— Не знаю, — говорит, — не пробовала.
Я охренел.
— Так ты, — говорю, — и в самом деле девочка что ли?
— Нет, — съехидничала, — мальчик я! А ты, выходит, голубой, раз ко мне лезешь!
Короче, опять хихоньки. И снова:
— Хочешь научу, как стать очень богатым?
— Научи, — говорю.
Она серьез на карточку напустила:
— Что, — говорит, — людям нужнее всего, как думаешь?
— Бабки, — говорю, — думаю. И бабы.
Типа, шучу. Альбина меня по макушке потрепала, за волосы сгребла.
— Не деньги, — говорит. — И не женщины. Удача людям — нужнее всего. Тогда и бабки будут, и бабы. И еще много чего!
Я только репу почесал в том месте, где Альбина клок волос выдрала.
Удачу, как известно, не купишь. С нею рождаются.
Либо — без нее. Я вот родился с нею. Правда, после того, как с Альбиной сгвоздился, сомневаться начал. Что это за удача — с любимой бабой в постель не лечь!
17 июня
Сегодня Альбина вновь завела свой странный базар. Сидим с нею в подвальчике, дымим, я ее коленки разглядываю, она — мою физиономию.
— Ты, — говорит, — мои слова обдумал?
— Какие? — спрашиваю.
— Те самые, насчет удачи.
— А чего их обдумывать? — говорю. — Удача — она и есть удача. Либо с нею на свет появился, либо без. Купить еще никому не удавалось.
— А если бы предложили, купил?
— Да я и так, в натуре, удачливый.
Она глазищами меня по-прежнему ест. Будто в душу заглянуть хочет…
— А все-таки? — говорит.
— Купил бы, — говорю, — купил…
Типа, отвали, моя черешня!
— И сколько бы дал за нее?
— Да сколько бы попросили. Все равно бы вечером в казино завалился да кое-что вернул из потраченного. А через день — в другое, еще вернул. Десяток вечеров — и я при своих!
— Вот видишь, — говорит, — как все просто!
— Просто, — говорю, — срать с моста…
Во привязалась, клещами не отдерешь!
— И все-таки, — не отстает. — Хочешь стать по-настоящему удачливым? Как тебе и не снилось!
— Я, — говорю, — тебя хочу.
— Меня — нельзя! Удачу — можно! — Глаза у нее вдруг загорелись, что твои фары. — И торговать, — говорит, — удачей можно. Заработаем много денег, а там, глядишь, и меня можно станет.
— А где мы, — говорю, — удачу-то на продажу возьмем? Разве с дьяволом столкуемся…
Типа, опять шучу. А она, вижу, не шутит.
— Зачем с дьяволом? У младенцев возьмем. У тех, про кого люди говорят — «в рубашке родился».
Тут мне как-то обломно стало. Будто не допил… В натуре, у девочки крыша съехала.
— Пойдем, — говорю, — работать.
Она вновь осветила меня глазищами, окурок раздавила.
— Пошли, — говорит.
Потом, когда ее в кабинете не было, я Илюхе Свидерскому звякнул.
То, се, как жизнь, хоть жмись!..
— Ты чего, — говорю, — мне про Альбину намеки строил? Типа — будь осторожен.
— А ты, — отвечает, — залезть на нее не пытался?
Так я, думаю, тебе, фонарику, и сказал!..
— Давай, — говорю, — завязывай ходить вокруг около. Я тебе не целка четырнадцатилетняя…
