– Нет, Петрович. Уж больно у тебя вид грозный. Ты мне всех клиентов распугаешь.
– Меня клиент и должен бояться.
– Твой – да. Но у нас с тобой теперь разная клиентура.
– Может, ты и прав, но, по-моему, немного страху нагнать никогда не помешает.
– Боюсь, что немного у тебя не получается.
Кстати о клиентах. Не попадался твоим ребятам дней шесть назад высокий черноволосый молодой человек, промышляющий в том числе кражами из автомобилей?
– А-а, Роман Коблов, по кличке Шустрик.
Ты его имеешь в виду?
– Наверное. А что с ним?
– Мои ребята из уголовного розыска взяли его с поличным на краже. Долго они его пасли.
Но теперь с ним все ясно. Во всем сознался. Торопится быстрей попасть в зону. В СИЗО у нас, сам знаешь, не сахар. А что ты хотел?
– Судя по всему, Шустрик недавно спер один очень нам нужный «дипломатик» из машины. У вас эта кража не зарегистрирована – потерпевший не обращался. Мне бы хотелось с этим Шустриком поговорить. Можешь ты мне по старой дружбе это устроить?
– О чем разговор. Приезжай прямо сейчас, его как раз допрашивают. Пока ты едешь, я его припугну малость, чтобы память освежить.
– Вот это, по-моему, как раз тот самый случай, когда нагнать страху не помешает. Я уже еду.
* * *
Встреча с Кобловым произошла прямо в кабинете полковника Севостьянова. Сам хозяин кабинета, посоветовав арестованному отнестись к пожеланиям Житкова максимально доброжелательно, тактично вышел из кабинета. Справедливости ради следует отметить, что помимо соображений тактичности, которые никогда не являлись для полковника категорическим императивом, выйти из кабинета его побудили достаточно прагматические соображения. Как официальное лицо он ничего не желал знать еще об одной краже, совершенной Кобловым; на его срок это повлиять не могло, а затянуть расследованное дело – запросто. В этом интересы полковника совпадали с интересами Коблова, что и было ему популярно объяснено непосредственно перед самым приходом возбужденных предчувствием скорого и успешного окончания расследования сотрудников «Шерхана». Таким образом, делу о похищении коричневого «дипломата» из автомобиля госпожи Кривопаловой, как, впрочем, и многим другим делам, суждено было навеки остаться скрытым от всевидящего ока официальной статистики.
– Коблов, меня интересует коричневый «дипломат», похищенный тобой шесть дней тому назад из зеленого «Фольксвагена» на Садовой, – без обиняков начал Житков допрос вора, оказавшегося действительно и высоким, и черноволосым, и молодым.
– А-а, – понимающе протянул тот, – понял, о чем это вы. Дело, значит, было так. Иду я себе по Садовой, ни о чем таком даже и не думаю.
– О каком таком? – уточнил Житков.
– О работе. Ей-богу, настроение было совершенно не рабочее. С утра шел дождь, кругом сыро, противно. Честно говоря, я шел в гостиницу, чтобы в тамошнем ресторане пропустить рюмку-другую да чего-нибудь пожевать. Я перед этим только встал. А живу я один, комнату снимаю в коммуналке. Соседи у меня – просто ужас какой-то…
– Не отвлекайся, Коблов, – мягко, но настойчиво упрекнул Житков собеседника, – я, конечно, понимаю, что в СИЗО тебе сидеть скучновато, да и поговорить там, наверное, не с кем.
Но поверь, дорогой, у нас жуткий напряг со временем. В следующий раз мы с тобой обязательно поговорим о твоих соседях. Договорились?
– Как скажешь, начальник, – тяжело вздохнул Коблов. – Так на чем я остановился?
– Что ты шел по Садовой по направлению к гостинице, – напомнил ему Крылов.
– Точно, начальник. А одет я был, между прочим, в новое светлое кашемировое пальто…
– Это нам важно, Коблов, знать, во что ты был одет? – посмотрев на часы, нетерпеливо спросил Житков.
– Это очень важно, начальник, – веско подтвердил Коблов.
– Тогда продолжай, – обреченно согласился начальник.
– А вы знаете, между прочим, сколько такое пальто стоит? – внезапно поинтересовался допрашиваемый.
Сыщики переглянулись. Недоумение, отразившееся на лице его сотрудника, дало право Житкову самому отважиться на осторожный ответ:
– Не знаем точно, но, наверное, много.
Коблов посмотрел на сыщиков с жалостью.
Так смотрят на случайно попавшего не в ту дверь посетителя в стоптанных ботинках, с торчашей из потрепанной авоськи ливерной колбасой продавцы богатого ювелирного магазина.
– Ладно, – вздохнул Коблов, – не буду уточнять, чтобы не обострять. Когда узнаете, то поверите, что воровать в тот день я не собирался – в таком прикиде на работу не ходят. Я имею в виду такую работу, как, например, моя. И вот, значит, поравнялся я с высоким этим зданием, ну, где конторы всякие. Да вы, наверное, сами знаете?
– Знаем, знаем, Садовая, 55, – нетерпеливо подтвердил Житков.
– А шел я по другой стороне тротуара. Вдруг меня обгоняет на приличной скорости этот самый «Фольксваген». А там как раз колдобина была на дороге, водой залитая. Этот драндулет натурально попадает колесом прямо в эту колдобину и окатывает мне весь левый бок грязной водой, да так, что даже в ухо попало. Стою я как идиот, вода эта вонючая с меня ручьем стекает.
Вдруг, смотрю, «Фольксваген» ударяет по тормозам и дает задний ход. А пер он задним ходом еще побыстрей, чем до этого передним. Ну, думаю, человек решил извиниться за подлянку такую, даже злость у меня немного прошла. Повернулся я к «Фольксвагену» лицом и жду, когда он поближе подъедет, а сам лицо это самое носовым платком вытираю. Только вытер, как подлетает этот драндулет задним ходом и попадает колесом опять в ту же колдобину, в которую снова вода натекла. И опять окатывает меня, но на этот раз спереди. А я перед этим только рот открыл, блин, чтобы высказать этому водиле все, что я о нем думаю…
Услышав сдавленное хихиканье Крылова, Коблов бросил на него печальный, укоризненный взгляд:
– Я понимаю, что со стороны это очень смешно выглядит, когда прилично одетого человека грязью обливают, но мне тогда, вы уж мне поверьте, было вовсе не до смеха. И вообще, с этого момента, как меня водой окатило, все пошло наперекосяк. Началась черная полоса в моей жизни. Кстати, то пальто, которое я потом в химчистку отдал…
– Подожди ты с пальто, Коблов, – опять прервал его Житков, не разделявший веселья своего сотрудника, – давай про «дипломат».
– Короче говоря, – продолжил Коблов свое печальное повествование, – пока я зенки протирал и отплевывался, слышал, как хлопнула дверка этого драндулета. Когда я глаза продрал, то увидел, как баба в брюках забежала в дверь этого самого билдинга. Больше я ее и не видел.
Думаю, что это она за рулем сидела, кроме нее, там никого подходящего не было.
– А в лицо ты ее запомнил?
– Да я лица-то и не видел, только задницу.
Задница была ничего себе, как я сейчас понимаю, после того как в СИЗО посидел. И когда знаю, что еще лет пять мне никаких задниц, кроме мужицких, видеть вообще не светит. А тогда никаких других желаний, кроме как врезать по ней куском хорошего резинового шланга, эта задница во мне не вызывала. Но я ее запомнил.
– К сожалению, опознание по задницам не предусмотрено уголовно-процессуальным кодексом, – огорченно отметил Житков.
– А жаль, – вставил Крылов, – зрелище могло получиться не слабое.
– Не будем отвлекаться, – вернул Житков беседу в нужное русло. – Что было дальше?
– А что дальше. Не мог же я этой сучке не отомстить! Сначала хотел ей колеса проткнуть.
