Ригером и тот подробно описал правила гарнизонной службы и что должен уметь солдат. Именно эти правила и легли в основу нового устава. Вообще это было совершенно нетипично для Тевтонии, где все предпочитали действовать не по каким-то там уставам, а по древним правилам. Этот устав по моей просьбе написал Ригер, а потом Хоггард немного модернизировал его в соответствии с обычаями Тевтонии. Ради этого я специально ночью спустился в подвал.
— Никак не пойму, чего ты добиваешься? — заметил Хоггард, протягивая мне листки.
— Ничего. Я просто отлавливаю негодяев.
— И многих поймал? — с интересом поинтересовался Хоггард.
— Достаточно. Суть моих действий в том, что теперь я знаю на кого из солдат нельзя положиться, а кто действует под давлением обстоятельств.
— Все они там воры, — неожиданно рассердился Хоггард. — Честные люди не будут служить такому человеку, как Зигер.
— Возможно, однако, не все рискнут бросить вызов Зигеру.
Хоггард дураком не был.
— Возможно, — нехотя согласился он. — Но все-таки, ты не боишься бросать вызов гарнизону замка? Все-таки солдат больше в четыре раза, чем есть у тебя даже с нами.
— Я бы боялся, если бы эти солдаты представляли собой действительно сброд. Но поскольку их крепко держит в руках Зигер, то не боюсь.
Хоггард удивленно посмотрел на меня.
— Не хочешь объяснить? Мне казалось, что именно потому, что их держит в руке Зигер они представляют гораздо большую опасность?
— Неверно. Опасней они были бы тогда, когда ими никто не управлял. Тогда они стали бы толпой, а толпа непредсказуема. Ей плевать на все интересы и свои в том числе. По этой причине все их действия стихийны и всегда непредсказуемы. Толпа может забыть обо всем на свете и действовать даже вопреки собственным интересам. Зигер же так делать не будет. Если он и устроит бунт, то бунт будет управляемый, а потому предсказуем. И еще, Зигер не сделает ничего, что бы шло в разрез с его интересами, а потому можно провести четкую границу, дальше которой он не пойдет.
Хоггард немного растерянно посмотрел на меня.
— Что ты имеешь в виду.
— Ну представьте себя на месте Зигера! Если бы вы стали подбивать гарнизон на бунт, то вы постарались бы припугнуть меня или убить?
Хоггард задумался.
— Я понял! Конечно же припугнуть. Твоя смерть во время бунта — это и его смерть. Смерть барона во время бунта его собственного гарнизона! Да все бароны двинут сюда свои войска и перевешают всех бунтовщиков во главе с капитаном, даже если он не участвовал в бунте.
— Вот именно! Это и есть та граница, дальше которой Зигер не пойдет. Устроить мне несчастный случай? Да! Но смерть во время бунта? Нет! А именно бунта я и жду.
— А ты уверен, что сумеешь справиться с бунтом?
— Процентов на восемьдесят.
— И откуда такая уверенность?
— В уверенности солдат в том, что я не справлюсь с бунтом. — Видя непонимание Хоггарда, я пояснил. — Они уверенны в своей силе и не принимают никаких мер предосторожности. Они слишком недооценивают меня. — Я хмуро посмотрел на Хоггарда. — А это опасно.
— О, да, — согласился старый солдат.
Как бы то ни было, но постепенно вырисовывались черты будущего противостояния. Зигер опирался на солдат гарнизона, которые все меньше и меньше были довольны мной. Я же сумел приобрести поддержку населения тем, что если и не остановил поборы солдат, то существенно снизил их, а также тем, что издал ряд приказов, которые должны были бы помочь крестьянам начать не выживать, а жить. Впрочем, особой иллюзии я по поводу этой поддержки не питал, прекрасно понимая, что десяток умелых солдат стоит сотни крестьян. Просто этими действиями я отвлекал внимание Зигера от своих реальных планов, поскольку тот был уверен, что я, поддерживая крестьян, пытаюсь завоевать их доверие для борьбы с ним. Как солдат, он относился к этой затеи снисходительно и, поскольку считал ее безопасной для себя, не очень мешал, предпочитая сосредоточиться на том, что, по его мнению, представляет угрозу ему. Однако, тем не менее, следил за мной он очень внимательно.
Обстановка тем временем накалялась. Вряд ли Зигер сможет долго игнорировать раздражение солдат, требующих приструнить «зарвавшегося барона». Об этом мне сообщил Ролон, который, как мы с ним и договорились, изображал человека крайне мной недовольного. Конечно, солдаты ему не совсем доверяли, но общего настроения при нем не скрывали, а большего мне знать было и не надо.
События резко ускорились на десятый день, и произошло это совершенно неожиданно как для меня, так и для Зигера.
Наш отряд как обычно ехал по деревням, где я знакомился с бытом жителей. В одной из деревень мне захотелось попить, а поскольку солдаты возили с собой только вино или воду, я остановился около ближайшей хижины и попросил молока. Испуганный крестьянин так растерялся, что пригласил нас зайти в дом, очевидно не сообразив от растерянности, что гостей слишком много для его дома. Тем не менее, я зашел внутрь, немного поколебавшись, за мной вошел Зигер и двое солдат, которые тут же встали около двери. Я раздраженно покосился на них, но выгонять не стал.
В доме нас встретили двое детей. Очевидно это были сын и дочь крестьянина. Мальчик был примерно мой ровесник (определить возраст точнее я, как ни старался, не смог). Девочке было лет шесть. Она с испугом уставилась на нас и теснее прижалась к брату, который довольно сердито смотрел на наше бесцеремонное вторжение. Тут появился хозяин дома с кувшином в руке.
— Прошу вас, милорд, — с низким поклоном протянул он мне кувшин.
— Вот спасибо. — Я быстро опрокинул кружку молока и вытер рот. Молоко было только что надоенное и потому показалось мне немного жирным. Это было, конечно, не городская «водичка», которую продают под видом молока. — А немного хлеба у вас нет?
— Хлеба? — растерялся крестьянин. Он немного помялся, а потом не очень охотно сказал: — Конечно есть, милорд. — Достал из печки только что испеченный хлеб и нехотя протянул мне.
Я внимательно посмотрел на него и огляделся. В доме было довольно тесно и не слишком прибрано. Да и самая тщательная уборка не смогла бы скрыть бедности этих людей. Только теперь я понял причину такого поведения крестьянина. По-видимому, кроме этого хлеба у него не было в доме никакой еды. А ведь ему еще надо было кормить детей.
— Простите, а где ваша жена? — Я понимал, что вопрос звучит бестактно, но меня действительно это заинтересовало.
— Она умерла, милорд. В прошлом году. Тогда была эпидемия тифа.
— Эпидемия? — нахмурился я. — Много умерло? — Что-то я никак не мог вспомнить упоминание об эпидемии в бумагах. А ведь подобное обязательно должно отражаться.
— В нашей деревне двадцать человек, а в соседней половина.
— Двадцать человек! — фыркнул Зигер. — Ты хоть считать умеешь?
Крестьянин набычился и ничего не ответил.
— Я что-то не помню упоминания об эпидемии в отчетах, которые я читал! — повернулся я к Зигеру.
— Такие мелочи не отражаются в отчетах.
— Мелочи? Смерть половины деревни вы называете мелочами?
— Крестьянин преувеличивает, милорд. Всего было зарегистрировано пять смертельных случая. Потом, согласно указу Буефара сюда было направлено несколько врачей-магов, которые очень быстро остановили эпидемию.
Крестьянин хотел возразить, однако что-то увидел за моей спиной и пробормотал:
— Возможно я ошибся, милорд. Я действительно не умею считать.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы понять, что мог там увидеть крестьянин. За моей спиной стоял Зигер. И тут совершенно неожиданно вперед выскочил сын крестьянина.
