что некуда им уже возвращаться. У них не осталось ничего и никого.
Мы двигались медленно, поскольку дети просто не могли поспеть за взрослыми и тем приходилось идти так, чтобы дети не отставали. Вообще в живых осталось не очень много. Здесь было не больше тридцати человек и около десятка детей. Не считая четверых малолеток, которые шагали сейчас рядом с Роном. Я заметил, что многие женщины, очевидно потерявшие своих детей, взяли к себе тех, кто потерял родителей. Некоторые дети остались в семьях той деревни, мимо которой мы прошли около полудни. Остался и один мальчик из тех, кто шел рядом с Роном, самый маленький, так что Рону даже приходилось иногда нести его на руках. Но всех людей та деревня принять не могла.
Так мы и шли от деревни к деревне, где постепенно оставались люди. Через два дня нас осталось только девять человек, конечно, если не считать меня, Рона и Ольгу. Из «гвардии» Рона осталась только «Локсана», которая ни в какую не хотела покидать «Дядю Лональда». Всякий раз, когда ее хотели забрать, она поднимала такой крик, что вскоре от нее отступались.
— Видно полюбился ей твой брат, — говорили мне они. — Бог свел их.
Не знаю, бог свел или нет, но я с ужасом думал о том моменте, когда нам надо будет двигаться дальше. Если что нам и не хватало для полного счастья, так этого четырехлетнего подарка в облике девчушки. Да как нам с ней путешествовать? И ведь мы не на прогулке! Я заметил, что Ольга также озабоченно хмурится, с тревогой поглядывая на нашего невольного спутника.
Вскоре мы расстались с последним человеком, с кем начинали этот путь. За эти два дня мы успели познакомиться со многими. Женщины подлатали наши одежды. Мы их даже выстирали в речке, мимо которой проходили. К этому процессу деревенские подключили и Ольгу. Она вернулась немного озадаченная и растерянная.
— Знаешь, — призналась она мне. — Раньше мне не приходилось ничего стирать. Я и не знала насколько это утомительное занятие.
— Надеюсь, никто не заподозрил, что ты не та, за кого себя выдаешь? — испуганно спросил я.
— Да нет. Там все в основном занимались собой и своим горем. Вряд ли кому было до меня какое дело. Они все меня жалели. Считали, что нас постигла та же участь, что и их. Знаешь, после того, как с нами обошлись, даже неловко шпионить против них.
— Так ведь мы и шпионим для того, чтобы сделать войну как можно короче, и чтобы таких людей было как можно меньше.
— И ты надеешься, что у тебя получится подобное?
— Не знаю, но знаю, что буду жалеть всю жизнь, если не попробую.
— Вы уверены, что хотите продолжить путь одни? — К нам подъехал один из солдат.
— Да, — ответил я. — Мы должны найти наших родственников. Они живут недалеко от столицы.
— Ну ладно тогда. А что вы будете делать с малышкой? Кажется, она так и не хочет с вами расставаться.
— Даже не знаю, — совершенно искренне ответил я. — Наверное, возьмем ее с собой, может в той деревни, где живет наша тетя кто-нибудь ее возьмет к себе, если уж она так привыкла к моему брату.
Солдат вежливо кивнул. Потом отобрал у меня мою котомку, сложил туда запасы еды и вернул мне.
— Спасибо, — поблагодарил я его.
— Кушайте, вам нужны силы, чтобы дойти. Еда лишней не бывает, а нам пора. — Он махнул рукой и вскоре весь отряд скрылся за горизонтом.
— И это наши враги. — Ольга встала рядом со мной, заглядывая ко мне в котомку. — Ты знаешь, я никогда не чувствовала себя так паршиво.
— Я тоже, — со вздохом признался я. Потом завязал котомку, закинул ее за спину и зашагал по дороге. Ольга пошла следом. Замыкал шествие Рон, волоча на буксире «Локсану», которая где-то уже успела сплести венок и теперь на ходу пыталась его примерить.
— А что с девочкой будем делать? Не тащить же ее и в самом деле за собой? — Ольга тревожно оглянулась.
— А почему бы и нет? Может в столице пристроим ее куда-нибудь.
— Если она согласится пристроиться.
Но споры были просто бессмысленны. Не бросать же ее на дороге в самом деле? Вот и пришлось нам тащить ее за собой. Из-за этого мы передвигались довольно медленно. Приходилось делать частые остановки. А иногда я тащил Роксану на загривке. Однако выяснились и положительные стороны ее присутствия в нашей компании. Люди гораздо охотней помогали нам в пути, видя с нами четырехлетнюю девочку. И там, где нас обычно пустили бы только на сеновал, вынеся что-нибудь пожевать, теперь провожали в дом и угощали достаточно хорошо, по крайне мере девочек. Люди в империи были довольно зажиточны, война этих мест еще не коснулась, поэтому пища для четырех детей находилась всегда. Иногда, правда, нас гнали от дома, но кров всегда находился в другом месте. Только изредка приходилось ночевать под открытым небом, когда мы оказывались в стороне от жилых мест. Так мы прошагали пять дней. Когда до Атрерии — столицы империи — оставалось не больше полутора суток ходьбы, неожиданно полил дождь, вымочив нас до нитки. Прятаться было поздно. Поэтому мы с Роном скинули рубашки, разулись и зашагали по лужам босиком. Ольга завистливо посмотрела на нас. Потом подкатала юбку и тоже разулась.
— Чертово платье! Если бы вы знали, как оно бывает неудобно в некоторых моментах.
— Да, путешествовать лучше все же в брюках, — признал я. — Это гораздо удобней и практичней.
— Тебе надо было в мальчишку нарядиться, — заметил Рон. — У тебя это здорово получается.
— Нет, — отрезал я. — Пока нет крайней необходимости, лучше быть самими собой. Так безопасней.
— Егор, тебе никто не говорил, что ты ужасно нудный? — вежливо поинтересовалась Ольга.
— Нет, — растерялся я. — Такого мне еще никто не говорил.
— Тогда я исправлю эту оплошность. Между прочим, ты укрытие искать не собираешься? Или ты думаешь, что я и дальше намерена шагать под этим дождем?
Пришлось свернуть в небольшой подлесок, где мы с Роном быстро устроили небольшой шалашик, где девчонки и устроились. При этом Ольга нас с Роном туда не пустила.
— Нечего вам тут делать. Это для девочек. А вы можете и под дождем побыть, раз такие закаленные. Еще для двоих места здесь не хватит все равно.
Мы с Роном возмущенно переглянулись. Мы строили шалаш, устраивали его, а нас даже не пустили туда.
— Нет в жизни справедливости. — Я печально вздохнул. — Хоть вещи наши положи, пусть начинают сохнуть.
Положив наши котомки с рубашками и обувью, которые Ольга тут же разложила в углу, мы принялись строить укрытия и для себя. Когда дело было закончено, укрылись под листьями и, убедившись, что никого поблизости посторонних нет, я взял посох и вызвал Ратобора. Особо сообщать ему было нечего, но все же кое-что я приметил, что-то услышал из разговора солдат, что-то увидел сам.
— Все это важно, Энинг, — ответил Ратобор. — Но ради таких сведений тебе вовсе не обязательно было рисковать собой. Мы могли получить их и с помощью обычных шпионов.
— Но ведь я еще не добрался до столицы!
— Именно столица меня и тревожит. Энинг, признаешь ты это или нет, но ты довольно известная личность. Тебя вполне может узнать тот, кто тебя однажды видел.
— Я буду осторожен. К тому же вряд ли кто будет присматриваться к крестьянским детям. Тем более беженцам.
— Все это верно, но все равно будь осторожен.
— Постараюсь. — Я отложил посох и поежился. Закаленный я или нет, но было все же не очень приятно и очень мокро. Рон тоже от подобного душа был не в восторге.