парней и прийти к тебе на помощь?
— Спасибо за предложение, но это тонкая работа. Люди нужны обученные. Они должны знать, на что им смотреть, уметь копать осторожно и точно на том месте, где был найден предыдущий предмет. Прямо вот так броситься и начать копать просто невозможно. Возьми бригаду с кирками и лопатами, и они не соберут доказательств, а уничтожат их. На мелкие предметы они не обратят внимания, в отличие от обученного раскопщика.
Бен серьезно кивнул.
— Да. Это я могу понять. Это была не очень дельная мысль.
— Я тебе благодарен за нее. И, Бен, я был бы тебе признателен, если бы ты никому не говорил. Я попал бы в затруднительное положение, если бы прошел слух, что раскапывается космический корабль. В городе бы решили, что я рехнулся, а если бы эти сведения просочились в академические круги и оттуда налетела бы туча их представителей, то большинство из них, как я подозреваю, стали бы смеяться над нами.
— Будь уверен, — сказал Бен, — никому ни слова. Ни единого слова. Но как ты думаешь, откуда он может быть?
— Да у меня вообще нет никакой уверенности! Только подозрение, основанное на немногих доказательствах, которые, возможно, вовсе не доказательства. А вдруг я выставлю себя на посмешище? Еще пива?
Когда Бен ушел, я долго сидел за столом, раздумывая, разумно ли было рассказывать ему. Мой рассказ мог сыграть роль встречного пала, но, пожалуй, не для Бена. Он — хапающий ублюдок и, скорее всего, будет держать рот на замке потому, что сам хочет быть первым, кто узнает, чтобы броситься туда прежде других и построить свой мотель, а может быть, и еще кое-что, о чем он не стал бы распространяться.
Я должен был сказать ему хоть что-то и немного сбить со следа. Простое отрицание не удовлетворило бы его. Хайрам проговорился, и Бен что-то заподозрил. Кроме того, я ему не лгал. Космический корабль был на дне колодца.
Пожалуй, это остановит его, по крайней мере, на время. Важно, чтобы деревенский сплетник помолчал именно сейчас. Как только мы начнем строить забор, разговоры не остановить. И Райла права — забор нужен.
Я пошел к холодильнику и достал банку пива.
Великий боже, думал я, сидя и попивая пиво, это же просто безумное дело. В минуты просветления я мог сказать себе, что для человека невозможно путешествовать во времени, но я-то знал, что возможно! В мой мозг, как ничто другое за всю мою жизнь, была впечатана память о самце-мастодонте, с его быстрой, почти скользящей поступью, хоботом, подобно маятнику раскачивающемся между бивней, когда он спешил присоединиться к стаду. И я не мог забыть ужаса, который испытал, когда осознал, где нахожусь, чувства потерянности и перемещенности.
Еще раз я прошелся по предварительным планам Райлы, сидя за этим самым столом. Обдумывая планы, я ощущал не только смутную нереальность, но также и какое-то опасение. Мы многого не могли предвидеть, были и слепые пятна на прекрасно разработанном плане. Что, думал я, мы можем предвидеть? Обстоятельства, о которых мы и не подозреваем, могут ввергнуть нас в бедствие, о котором мы и понятия не имеем.
Я был обеспокоен и тем, как мы планировали использовать путешествия во времени. Если у меня были одни планы, то у Райлы другие. Мне трудно отмести в сторону убеждение, что такое путешествие следует использовать для прогресса науки; представления Райлы были более рыночными.
Но она была, несомненно, права, говоря, что любой другой, в свою очередь, использовал бы такой секрет для собственной выгоды. По ее мнению, было глупо сбрасывать со счета экономическую основу, так как только на такой основе можно в будущем использовать наши путешествия для исследований.
В своем углу дремал Боусер, дико взвизгивая, словно ловил кролика. Я допил пиво, кинул банку в мусорный ящик и отправился в постель.
Райла возвращается завтра, мне нужно встать рано, чтобы поехать в Миннеаполис и встретить ее в аэропорту.
14
Я поймал первый взгляд Райлы, когда она сходила по трапу, и это был угрюмый, жесткий взгляд. Но, увидев меня, она улыбнулась и заторопилась вперед. Я обнял ее и сказал:
— Как хорошо, что ты вернулась! Последние три дня мне было очень одиноко.
Она подставила лицо для поцелуя и прижалась к моему плечу.
— Как я рада видеть тебя, Эйса, — прошептала она, — и приятно вернуться домой. Какое ужасное время!
— Что случилось, Райла!?
Она отодвинулась и подняла на меня глаза.
— Я опечалена и обозлена. Мне никто не верит.
— Кто тебе не верит?
— Куртни Мак-Каллахен, к примеру. Тот юрист, о котором я тебе говорила. Мы давние друзья, и никогда не было такого, чтобы он мне не поверил. Но на этот раз он упал лицом в руки и так хохотал, что все тряслось. Потом он поднял голову, снял очки, вытер слезы и снова смеялся так, что с трудом мог говорить. Захлебываясь смехом, он выговаривал: «Райла, я тебя знаю давно. Не знаю, что это на тебя нашло. Я никогда бы не подумал, что ты можешь выдумать что-нибудь этакое». «Что — этакое?» — спросила я, и он сказал, что принимает это за шутку, но прощает меня, хотя я и отняла у него день. Тогда я рассердилась и сказала, что никакая это не шутка и что мы хотели бы, чтобы он представлял нас, защищал наши интересы и нас самих. Мы нуждаемся в таком человеке, и разве мы не можем просить об этом его, а он сказал, что если то, что я рассказала — истина, то пусть мы не сомневаемся, защитник нам нужен. Но он отказывается мне верить. Думаю, он понял, что я не шучу, но что он там думал — не знаю. Тем не менее, он все же не поверил ни мне, ни моему рассказу. Он пригласил меня на обед с шампанским, но я все равно его не простила.
— А будет ли он нас представлять?
— Могу прозакладывать душу — будет. Он сказал, что если я смогу представить ему доказательства, он бросит все на свете. Затем он оставил эту тему и стал говорить о работе его ассоциации. И дал нам неограниченное время. Он сказал, что в любом случае нам нужно неограниченное время. Но когда он отвозил меня в отель и пожелал мне доброй ночи, он все еще посмеивался.
— Но, Райла, доказательства…
— Погоди немного. Это еще не все. Я отправилась в Нью-Йорк и поговорила с Сафари Инкорпорейтид. Они заинтересовались, конечно, но, хотя и не смеялись мне в лицо, все же были очень скептичны. Было ясно, они думают, что я просто лгу или разыгрываю их, хотя их и беспокоило, что они не могут себе представить, в чем я лгу и зачем я это делаю. Их Главный, старый, надутый официальный британец, который был вежлив более других, сказал мне: «Мисс Эллиот, не знаю, о чем идет речь, но если это не явная выдумка, могу вас уверить, что мы будем чрезвычайно заинтересованы». И еще он прибавил: «Если бы я не знал о вас до этого, я бы и слушать не стал».
— Ты знала его раньше?
— Да нет, не его лично, а его группу. Несколько лет назад я купила у них приличное количество материала, накопившегося за годы, с которым они не знали, что делать: слоновую кость, скульптуры туземцев, страусиное перо и прочий такой же хлам. Я взяла все, что у них было, и они заключили меня в объятия. Я ведь ушла куда дальше их в понимании интересов и запросов публики, знаю за что она заплатила бы деньги, поэтому мы получили на этом достаточную прибыль. Каким-то образом эта группа получила сведения, как хорошо мы все использовали, и я выросла в их глазах. Позже они сами спрашивали, не буду ли я заинтересована, если они приготовят еще одну партию барахла. Видишь ли, они не
