На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.
— Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.
Он не отвечает.
— А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты — то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?
Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание — знак согласия.
— Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.
Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.
Он пожимает плечами.
— Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.
— Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.
— Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.
— Да?
— Конечно, это было не Эльдорадо…
— Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?
— Ну, в общем…
— Ладно, что дальше?
— Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.
— Он участвовал в твоих махинациях?
— Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.
— Продолжай!
— После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.
— Ну и?
— Выпили, вспомнили прошлое.
— Возле Священного огня самое место.
— Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.
— Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:
— Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей… Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись — это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.
То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.
— Отсюда и покушение на твою камбалу?
— Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?
— Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.
— А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.
— Дальше?
— Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства… (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфредо. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.) — Согласен, дорогой сценарист, но на это?..
— Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея…
— Какая?
— Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение — туфта, ну и так далее.
— Она тоже была в курсе?
— Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?
— Она хорошо играла роль.
— Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?
— Скажи, она написала ту расписку?
— Да.
— Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.
— В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.
— Сколько? Он колеблется.
— Пятьсот штук старыми!
— Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?
— Клянусь памятью Мари-Терез.
Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.
— Теперь глава вторая, Альфредо. Твои отношения с Бержероном?
Он прочищает горло.
— Когда я увидел, что моя комбинация закончилась хреново, я тоже струхнул.
— Из-за чего?
— Ну, из-за того письма, что моя телка написала Буальвану. Я себе сказал: “Если оно попадет к мусорам, они могут насесть на мою девочку и на меня, если у нее сдадут нервы”. Кроме того, Буальван погиб, а дело, мучившее его, осталось. Я подумал, что типы, которых он боялся до того, что готов был от них спасаться на киче, могут решить, что я его сообщник, и меня это пугало.
— Да?
— Да. Вчера, когда вы явились в мой бар, я себе сказал: “Выпал твой номер, сынок. Легавые нашли письмо. Они пока хитрят, чтобы разузнать побольше, но момент, когда за тобой закроется дверь камеры, приближается”.
— Короче, ты решил, что я тебе леплю горбатого с моим предложением действовать совместно?
— Ну да. Это выглядело так несерьезно… Я кусаю губу. А ведь я был искренен! Неужели я стал утопистом?
— Что дальше?
— Я раскинул умишком, посоветовался со знающими корешами, и они мне не рекомендовали ждать дождя.
— И ты рассчитывал, что Бержерон даст тебе зонтик?
— Да, в некотором смысле.
— Объясни.
— Я узнал, что у Буальвана был компаньон, ну и подумал, что этот месье мог знать, какая такая опасность грозила его другану. Вот я и пошел к нему.
— И он тебя сразу принял?
— Я ему сказал по телефону, что я старый друг Буальвана и хочу с ним поговорить о Жероме.
