— Как прошла беседа?
— Неплохо. Я сыграл ва-банк и все ему выложил, как сейчас вам.
— И как он отреагировал?
— Казался заинтересованным, но не больше.
— Тебе не показалось, что он тебе не поверил?
Альфредо размышляет. Чувствую, он взвешивает все <за” и “против”. Наконец он отрицательно качает своей красивой средиземноморской головой.
— Не могу сказать. Он вел себя так, будто верил, но мне кажется, что это он из вежливости.
— А что он сказал потом?
— Стал демонстрировать презрение. Сказал мне что-то вроде “Надеюсь, что полиция не получит этот безумный договор”. — “А если получит?” — спросил я. Он встал, чтобы показать, что достаточно на меня насмотрелся. “В таком случае, обратитесь к специалисту, я не адвокат. — сказал он мне.
Лично мне реакция Бержерона кажется хорошей.
— А ты его не спросил, знает ли он об опасности, грозившей его компаньону?
— Спросил, конечно.
— Его ответ?
— Постучал себе пальцем по лбу, как будто хотел меня убедить, что Жером был чокнутым, я, между нами говоря, господин комиссар, я начинаю думать, что это, может, и правда. Я уже видал такое: парни, возвращавшиеся из колоний, свихивались.
— В общем, ваша встреча закончилась ничем?
— Верно.
— И как вы расстались?
— Довольно сухо. Мой приход не вызвал у него восторга. Наверное, он перепугался, что я попытаюсь его шантажировать.
Я хлопаю Альфредо по плечу.
— А может, ты туда пошел отчасти и затем, чтобы разнюхать обстановку? Если бы Бержерон не вел себя твердо, ты бы запел ему песенку под названием “Выкладывайте бабки”.
Он отвечает уклончиво:
— Любите вы, легавые, придумывать!
Я глубоко убежден, что месье выложил все, что знал.
— Я прикажу перевести тебя в более комфортабельную камеру, — решаю я.
Он мрачнеет. — Значит, вы оставите меня в тюряге? — А ты чего думал? Что тебя отвезут домой на лимузине?
— Если вы меня забираете, я хочу болтуна!
— Завтра. Сейчас поздно, все адвокаты спят.
Я приказываю перевести его на второй этаж, в камеру предварительного заключения. Там по крайней мере есть свет, тепло и нары, чтобы лечь.
— Скажешь, что хочешь на завтрак, — шучу я. — Повара в твоем распоряжении.
Матиа вернулся со снежинками в огненных волосах. Кажется странным, что снег не тает на них сразу.
— Поганая погодка, — ворчит он. — Внезапно потеплело и начал валить снег.
— Как Пакретт?
— Ничего. В больнице он пришел в себя, и я получил от него первые показания.
Матиа стряхивает снег, снимает пальто и достает из кармана блокнот на спирали.
Он пробегает по записям своим орлиным взглядом.
— Вот. Пакретт следил за той машиной из своей. Неожиданно он заметил вышедшую из кустов фигуру. Он абсолютно уверен: машины у убийцы не было, если только он не оставил ее в другом месте.
Я перебиваю Матиа:
— Ты его спросил, не заметил ли он, что перед появлением убийцы по аллее проехала машина?
— Да. Он ответил, что в том районе ездит много проституток, снимающих в Лесу клиентов. В это время их охота в самом разгаре. Но ничего особенного он не заметил.
— Продолжай.
— Человек, которого он увидел, подошел к “203-й” и заглянул внутрь. Потом отошел, и Пакретт решил, что он ушел совсем. Но через несколько секунд тот человек вернулся, посмотрел по сторонам, потом резко распахнул дверцу и нагнулся внутрь машины, хотя и не сел в нее.
Матиа хорошо рассказывает. Спорю, в школе он писал сочинения на “отлично”.
— Очень увлекательно. Дальше?
— Тогда Пакретт вмешался. Но он не взял свой револьвер, потому что, как утверждает…
— Знаю, — перебиваю я. — Я отругал его из-за этого. Продолжай.
— Человек не слышал, как Пакретт подошел. Он почти лежал на девице и душил ее. Кажется, Пакретту было очень трудно заставить его разжать пальцы. Тот был как одержимый. Вдруг убийца распрямился и повернулся к Пакретту.
Инспектор уверяет, что он даже испугался выражения его лица.
— Слава богу! — восклицаю я. — Наконец-то хоть кто-то увидел его вблизи. Его описание?
— Сию секунду, господин комиссар. Я записал его отдельно. Полагаю, что…
— Правильно, распространи его по всем службам. Завтра же полицейский художник отправится в больницу к Пакретту и нарисует с его слов портрет-робот. Слушаю тебя.
— Среднего роста…
— Неважное начало.
Он продолжает безликим, как у судебного исполнителя, голосом:
— Жгучий брюнет, темные глаза. Немного нависающие веки. Много золотых зубов. Одет в довольно легкое пальто.
Порывшись в своем кармане, Матиа что-то кладет на мой стол. Это бежевая с сероватыми переливами пуговица.
— Во время борьбы он оторвал у напавшего эту пуговицу. Дежурный врач нашел ее в сжатой руке Пакретта. Бедняга так и не выпустил ее!
— Чудесно, — уверяю я. — Случай действительно удивительный, Матиа. Несколько недель все полицейские Франции и Наварры ищут маньяка, принимают масштабные меры для его поимки. И вдруг, когда мы ставим капкан совсем на другого зверя, этот хищник попадает в него!
— Да, любопытно.
— Как шла драка?
— О, все закончилось быстро. Пакретт отличный стрелок, но в рукопашной ни на что не годится. Преступник нокаутировал его ударом головой в живот, потом схватил за волосы и несколько раз стукнул головой о дверцу, чтобы добить. Потом, несомненно для того, чтобы тревога не поднялась слишком рано, оттащил в кусты, где вы его нашли.
Я не могу удержаться от улыбки. При нашей профессии становишься циничным, особенно после столь богатого на сильные эмоции и подлянки дня.
— Бедный Пакретт! Он сильно пострадал?
— Врач считает, что у него сломан нос, но без рентгена точно сказать не может.
— Ладно, подождем результатов рентгена. Думаю, мы можем отправляться спать. Я снимаю трубку телефона:
— От Берюрье новости есть?
— Никаких, господин комиссар. Он, наверное, уехал на поезде.
— Это возможно, спасибо. Если он даст о себе знать, звоните мне домой.
— Понял.
Я кладу трубку.
— Пойдем выпьем по последнему за день, — предлагаю я Матиа. — Я так долго работал языком, что
