скажи, что я оставил лампу в комиссариате на Этуаль…
Я снова смотрю в зеркало заднего обзора. Фары по-прежнему там.
— Видишь там домик? Сразу за ним идет дорога. Я это знаю, потому что один мой друг останавливался там однажды, чтобы объясниться с чертовски норовистой бабой. Я сворачиваю туда, начинаю открывать дверцу.
— Тони!
— Смелее, дорогая!
Вот и лесной домик для праздника с танцами под аккордеон; дорога…
— Держись крепче, красавица!
Я поворачиваю на колпаках колес. Шины воют, будто сотня угорелых кошек.
Фары исчезают из зеркала. Я торможу.
— Вылезай и затаись в канаве. Они не должны тебя заметить, иначе будет плохо…
Она прыгает, собравшись в комочек, как парашютист. Не тратя времени на прощальные поцелуи, я быстро захлопываю дверцу и срываюсь с места как сумасшедший. Не успел я проехать и двух сотен метров, как снова появляются эти чертовы фары. Они не останавливаются, значит, Жизель осталась незамеченной…
Я чувствую себя лучше. От мысли, что эта девочка может погибнуть, у меня просто потели мозги. Теперь я наедине с собственной персоной. Если мне конец, ничего не поделаешь, но я по крайней мере доиграю пьесу так, как хочу…
Дорога идет по лесу зигзагами. Ветер свистит сильнее, чем гремучие змеи. Если бы я мог, то свернул в подлесок, остановил бы машину и спрятался в лесу. Это было бы не так глупо, как кажется, но неудобство состоит в том, что я не могу остановиться близко от места, где выскочила Жизель. Несчастливая случайность, и ее поймают. Нет, пусть будет хуже для меня, но я уведу преследователей как можно дальше.
Сворачиваю на другую аллею, потом еще раз. Дорога идет под гору. Табличка указывает: “Пуасси”. Фары приближаются… На кузов обрушивается град пуль. Я делаю жуткий рывок вперед… Дорога становится совсем прямой. Если так пойдет дальше, через четыре минуты меня догонят.
Я еще никогда не думал о стольких вещах сразу. Мой котелок похож на зал ожидания вокзала: в нем стоит гул!
Я пересекаю Пуасси и выезжаю на большой мост через Сену. Немецкие машины всего в двадцати метрах. Тут я отдаю себе отчет в том, насколько бессмысленна эта гонка. Они упрямы, как бульдоги, и не отпустят меня, пока не накормят по горло свинцом. Так зачем бороться дальше? Дать себя застрелить на этой дороге или, наоборот, сдаться?
Сдаться!
Я останавливаю машину посреди моста и выхожу с поднятыми руками.
Вы можете решить, что у меня съехала крыша… Предположим, эти придурки раздражены прогулкой, которую я их заставил совершить, и сведут со мной счеты прямо здесь! Но они слишком большие садисты, чтобы убить меня сразу. Они проворно выскакивают из автомобилей. Нет, они никак не могут прийти в себя!
По-прежнему с поднятыми руками я отступаю к парапету, потом с быстротой, удивляющей в первую очередь меня, перемахиваю через перила и ныряю вниз головой в воду…
Глава 10
Какой же я все-таки крутой! Такие непотопляемые ребята встречаются только в романах Мориса Леблана и Макса-Андре Дазерга. Те запросто спасаются вплавь с охваченного огнем острова, окруженного голодными крокодилами… В жизни подобные сенсационные трюки происходят намного реже. Доказательство: когда на хвост урке садятся полицейские, будь это даже лопухи из супрефектуры, они берут его в девяти случаях из десяти.
Мой уход из тупика великолепен. Фрицы так обалдели, что забыли пустить в ход свои дудоры. Когда же они реагируют, я уже плыву брассом к берегу, где пришвартованы штук пятьдесят лодок. Вокруг меня, будто грибы, вырастают пузырьки воды. Теперь, когда я их так одурачил, они могут стрелять. Даже если они меня убьют, я все равно от них уйду, но поскольку я предпочитаю уйти от них живым, то гребу изо всех сил. Я плыву под водой и выныриваю на поверхность только время от времени, чтобы вдохнуть. Наконец я достигаю лодок, проскальзываю между ними, чтобы не бояться пуль, потом заползаю под брюхо какой-то шлюпки и жду… С лодки свисает кусок цепи, за который я и цепляюсь. Теперь я защищен от немцев и бороться мне предстоит не с ними, потому что здесь они меня достать не могут, а с генералом Зимой. Холод собачий. Даже замороженному тунцу и то теплее, чем мне… Но придется ждать. Пока фрицы не отвалят, мне будет грозить большая опасность. “Большая опасность” — это распространенное выражение, означающее, что ваша шкура не стоит и скорлупы выеденного ореха… Через десять минут я больше не чувствую холода. Мною постепенно овладевает оцепенение. Кровь тяжело гудит в висках… Мои пальцы вплавились в цепь. Грудь сжимает железный корсет, давящий все сильнее. И никакого способа шевельнуться! Я мысленно прощаюсь с жизнью. Через несколько дней хозяин бистро, откалывая лед, обнаружит прекрасно сохранившийся труп Сан-Антонио. В данную минуту все мои симпатии принадлежат Поль-Эмилю Виктору… У этого парня хватило смелости отправиться, как говорят в новостях, в ледяные пустыни Антарктики… Господи! А ведь есть люди, которым тепло; они поют “Полночь, христиане” и целуются взасос. Я бы отдал пол-улицы Риволи за маленькую жаровню в рабочем состоянии. Клянусь, что если выберусь отсюда, то побегу в ближайшую деревню и залезу в паровую баню. Я завидую Жанне д'Арк: девочке было тепло с головы до пят! Долой зиму! Да здравствует Сахара! Вот о чем я мечтаю. Обычно миражи начинаются на жаре у тех, кого хватил тепловой удар; им представляются фисташковое мороженое и много воды. В моем случае все наоборот: мне кажется, что ледяная вода, в которой я маринуюсь, превратилась в раскаленный песок. Я вижу кружки горячего грога и костры…
Сколько времени я так провел? Не знаю. Гул дизельного мотора в моем котелке усиливается. Дыхание останавливается. Я задыхаюсь… я…
Остановите поезд, я сойду…
Я снова выезжаю из мрака, как из туннеля. Вижу огонь в камине. Мои ноздри ласкает запах кофе. Моргаю глазами.
— Он приходит в себя, — говорит голос.
Смотрю и вижу типа лет пятидесяти, одетого в куртку на меху, двух парней и молодую женщину.
Установив первый контакт, задаю традиционный вопрос:
— Где я?
— Ничего не бойтесь. Вы у друзей, — доброжелательно шепчет тип в куртке.
Он добавляет, взяв дымящуюся кружку, которую ему протягивает женщина:
— Выпейте это и почувствуете себя гораздо лучше.
Это обжигающий кофе, запах которого я унюхал. Выпиваю до дна и чувствую, что надо вызывать пожарных: внутри у меня все горит.
— Еще!
— Отлично! — радуется один из парней. — Ролан, дай ему еще.
Я лежу совершенно голый в удобной кровати. Никак не могу прийти в себя.
— Здравствуйте, дамы и господа, — говорю. — Рад с вами познакомиться. Если это не будет злоупотреблением вашей добротой, я хотел бы узнать, каким образом оказался в вашем обществе вместо того, чтобы плыть в сторону Руана по столько раз воспетым водам Сены.
Тип в куртке вводит меня в курс дела: он и два его сына состоят в подпольной сети Сопротивления. Сегодня вечером они засели в прибрежных кустах, чтобы проследить за проходом каравана боевых катеров фрицев, который должен был следовать к Атлантике. Они присутствовали при окончании автогонки, при
