– Так, значит, наши гордые и тщеславные мечты о возвращении героями исполняются? – сказал я. – Нас станут восхвалять. Не могу представить более страшного наказания за глупость, чем исполнение дурацких желаний.
Признаюсь, это слово было неожиданным и для меня. Сорвалось с языка, но, раз сказанное…
– Нас.
– Ты пойдешь со мной.
– И твое желание исполнится. А быть может, закон, по которому дважды не наказывают за одну вину, запретит новый суд. Если судьи все еще придерживаются закона, что, кажется, нынче не в моде. В любом случае это их дело, а не мое.
– Что ж, очевидно, у меня его меньше, чем необходимо. Справедливый человек не ответил бы на твой зов.
Я ощутил движение эфира, словно его мозг напрягся, собираясь послать мысль, но мысль эта была слишком невнятна, слишком полна виной, чтобы ее посылать. Хотел бы я знать, что выразило бы его лицо, не застынь оно в неподвижности.
– Ты испытывал меня, не так ли? Притворялся, будто забыл Главное Слово. Будь я справедливым человеком, верным закону, я остался бы под защитой стен и не отвечал бы тебе. Я не прошел испытания, и ты приговорил меня к смерти, предал Молчаливым. Твоя справедливость приговорила меня, но что-то иное пощадило. Почему меня пощадили?
Я пришел, потому что я романтичный дурак, из тех дураков, которых легко обмануть. Но он задал не тот вопрос.
– Не спрашивай, почему я пришел. Спроси, почему мне
Теперь я понимал, почему звезда прорвала тучи, чтобы коснуться меня и возвратить мне жизнь.
То была отсрочка приговора и в то же время наказание, тяжелее которого я не сумел бы вообразить: потому что наказанием моим было встать за Перитоя, как звезда встала за меня. Спасти его. Быть его другом, несмотря на все преступления, всю его безумную гордость и хвастливое безумие; быть его другом, несмотря ни на что, и спасти его.
Возможно, добрая сила, спасая меня, желала спасти также и Последний Редут, донести до него весть, что где-то в иссохшей коре планеты кроется новая жила земного тока. Но почему-то я усомнился в этом. Я уверен, что дела, представляющиеся людям великими и значительными, мало что значат для высших сил, защищающих порой жизнь.
Я помнил, какие слова запускают цикл возрождения саркофага и как настроить питание от земного тока, чтобы таяние было равномерным и не повредило тело.
Я снова поднял оружие и оперся на него. Земной ток в рукояти отзывался на поток, протекающий в саркофаге; спиритуалисты называют это явление – наведенный резонанс. Хорошо было чувствовать в ту минуту поддержку воинственного духа моего дискоса: в одной из прошлых жизней у меня был большой пес, такой же верный и храбрый.
Разум Перитоя снова коснулся моего, но слабо. Его аура втягивалась в плоть, готовясь к долгому сну возрождения, прежде чем крышка откинется и он проснется. Но я расслышал его слабую мысль:
– Как ты можешь не понимать? Ты видишь мои мысли.
Странно, мне мои мысли представлялись совершенно ясными.
То самое безумие, что увело Перитоя в Ночь, – только оно могло спасти его. Любовь, связующая друзей и братьев, не менее сильна, чем та, что связывает любящего и возлюбленную. Сила, спасавшая меня, конечно, знала, какой я хвастливый глупец. Но мать не задушит младенца, родившегося хромым; звезда не перестанет сиять для нас оттого, что мы сами калечим себя.
И мне нельзя бросить друга, даже если он не был мне верен.
Души людей порочны и больны, они – не тот материал, из которого следовало бы строить дружбу, семьи, дома, города, цивилизации. Но нам приходится строить их из того, что есть под рукой, – возводить редуты, прочные и несокрушимые, иначе ужасы Ночи возобладают не через миллионы лет, а сейчас.
А потом цикл возрождения зашел слишком далеко, и его мысли рассеялись. Много часов пройдет, прежде чем я открою крышку и отвечу на его вопрос.
Вынося его на спине из золотой двери, я приложил ладонь друга к барельефу на левой панели. Там в прошлой жизни Элленор изобразила незначительное событие из того, что для нее было будущим, а для нас стало настоящим. Человек без нагрудника и шлема несет на спине другого, однорукого, с повязкой на глазах (теперь я знаю, что это бинты).
Над ними сияет звезда, и ворота Последнего Редута открываются им навстречу. К дому ведет только одна пара следов.
Джеймс Ван Пелт.
Долгий путь домой
