послать Георгия?
…Мурашов, Мурашов, подождите, я вас прошу, пошлите Георгия!
Поймите, это очень важно: я думаю, вы были правы — вашу жену похитили.
… Не понял? Я был прав? То есть?
… С чего вы взяли, что она сама ушла? Подождите, я запишу…
«…ничего не надо» — не так быстро, я вас прошу, — «…дам о себе знать сама»
— все? Когда она позвонила? То есть больше двух часов назад?.. Тут что-то не то. Послушайте, Александр, не надо отменять расследование. Поверьте мне, тут что-то не то! Вы Георгия послали? Хорошо. Я действительно начал думать, что вашу жену похитили. У меня для этого появились серьезные основания.
…Я не знаю, как это вяжется с ее письмом! Никак не вяжется, если честно. Может, просто совпадение. Она ведь его все-таки не оставила… И теперь с этим звонком — тоже не знаю. История очень запутанная.
…И что, он нашел что-нибудь в машине? Держу пари, что ее сумочку… Как нет? Странно… Только паспорт? Он хорошо осмотрел? Что-нибудь еще? Погодите, запишу, — Кис прижал трубку к уху плечом и нацарапал в записной книжке: «пакет бумажных платков, рецепт, помада, конфета…» — все? Где все это было? Ага, понимаю: как будто она все это выронила впопыхах, да? Это вносит какой-то дополнительный нюанс, Алекс, который я пока не понимаю, но в целом я был прав. Нет, Алекс, это я сейчас прав, а не тогда, когда я вам сказал, что она от вас ушла. Сейчас, понимаете? А тогда, вначале — я был не прав…
Послушайте, Александр… Да вы можете меня выслушать, черт возьми!
…Все, все, давайте спокойно, давайте. Я вас слушаю, говорите.
Да… Угу…
Сказала, сказала! Что вы мне повторяете, что она вам сказала! Это слова! А у меня на руках — факты. Хватит того, что она не взяла паспорт!
…Но не до такой же степени она рассеянная! Она же не погулять вышла! Уйти от мужа — серьезный шаг, такие шаги продумывают, Мурашов. Не взять паспорт! Что она может без него?
…Алекс, я не подозревал, что вы такой романтик. Что значит «ненавидит»? Вы жили с вашей женой изо дня в день, и не знали, как она к вам относится? Помнится, только вчера вы меня уверяли, что она вас любит. И потом, причем тут «ненавидит»? … Да, написала, что хочет от вас уйти, но письмо ведь не оставила! И это, кстати, вовсе не означает, что она вас не любит, это означает только то, что она так думает. Не понимаете? А вы, скажите мне, вы свою жену — любите? Вы уверены? Вот, а она считает, что нет. Как это — откуда я знаю? А кто вам ее письмо прочитал? Вы слишком много выпили, Мурашов… Она вам написала, что вы ее не любите. Она так думает. И она ошибается, не так ли?
… Хорошо, допустим, она вас не любит. Допустим, она вас ненавидит, раз вы так настаиваете. Допустим, исходя из этого Алина решила ничего не брать — ни деньги, ни машину — чтобы не быть вам обязанной ничем… Я говорю «допустим», Александр, перестаньте паниковать! Но документы-то тут при чем, черт побери? Любит-не любит, а документы всегда нужны! Это совсем из другой оперы. Ладно, мы теряем время. Я позвоню, как только смогу.
…Нет, все, что вы можете сделать — это сидеть и ждать. Для помощи мне у меня есть помощники. Я им плачу. А вы платите мне. Вот мы и сделаем все, что нужно!
Не ожидая ответа, Кис с облегчением захлопнул крышку телефона и спрятал его в карман. Мурашов обрушил на него такой поток слов и противоречивых эмоций, что у него голова распухла. Б-р-р — Кис помотал головой, стряхивая с себя впечатления от разговора. К директору!
… Марго шикнула на Антона Голоса стали еще тише и Алина больше не смогла ничего разобрать. Только гулкий стук ее собственного сердца раздавался в ушах.
Она попыталась его унять. Она попыталась успокоиться. Он шутит, этот Антон? У него всегда были дебильные шутки…
Конечно, это шутка.
Конечно.
До нее вдруг снова долетели слова, произнесенные Марго неосторожно громко: «… пойми, мы не можем ее отпустить с испорченной картинкой! Это прямое доказательство, что ее принудили! Вот только если сделать так, как предложил Антон…»
Продолжения Аля не услышала — на сей раз шикнул Антон, и голоса снова снизились до неразборчивости. Но она уже пять минут назад слышала, что именно предложил Антон…
Только никак не могла поверить.
Она подошла к окну. Ночь обвеяла, освежила ее лицо. Ночь, которую она так любила… Ночь. Неужели последняя в ее жизни?
Нет, не может этого быть! Они на это никогда не пойдут. Филипп ее любит.
Да, но только не он решает. Решает все Марго.
А она, если и слушает кого-то, то только своего дебила Антона.
И Антон сказал, что ее придется убить.
Ею овладел страх. Поплыли в памяти истории, которыми заполнен эфир и газеты: тут убили, там пытали; там за большие деньги, а там просто так, оттого что прикурить не дали…
Да уж чего там пресса, — с горькой иронией усмехнулась Алина, — ей за примером далеко ходить не надо: она сама убийца.
Всплыло вдруг воспоминание: когда ей было одиннадцать лет, влюбился в нее мальчик, живший в соседнем с интернатом дворе. Вовка по прозвищу Сал? был хулиганом и, кажется, грозой окрестных дворов. Аля его не боялась — чувствовала, что влюблен. Они в свои одиннадцать лет вели философские разговоры, и Аля все пыталась объяснить Вовке, — как понимала сама в свои годы — что есть хорошо и что есть плохо, и что в жизни все должно быть по-доброму и справедливо… Вовка внимательно слушал, пока в отдалении топталась его свита, поджидая своего маленького пахана… Иногда спорил, иногда соглашался. Он любил слушать Алю и приходил в интернатский двор каждый день.
Девчонки вопили: ты с ума сошла, он же хулиган! Немедленно прекрати с ним отношения, ты же себя роняешь!
В конце концов, Аля их послушалась. И потом постоянно жалела об этом. Потому что Вовка на самом деле мыслил, он по-своему искал истину, и эта истина была ему нужна, жизненно необходима; а девчонкам было жизненно необходимо только сплетничать. Уже будучи взрослой Аля поняла, что подружки добивались их разрыва просто из зависти, и она, по своей вечной слабохарактерности, потеряла друга.
Впрочем, какая дружба могла быть между ними? Кем он стал? Одним из криминальных авторитетов? Он уже не мог сойти со сложившегося пути… И, как бы внимательно он не впитывал Алины слова в одиннадцать лет, они бессильны что-либо изменить в его жизни. Так что теперь, — если сам еще жив, — он тоже убивает и грабит… И, может, иногда философствует по старой привычке после баньки за водкой… Вспоминает ли он маленькую светловолосую Алю? Если и вспоминает, то смеется, должно быть…
А уж как бы посмеялся Вовка по прозвищу Сал?, если бы узнал, что его маленькая наставница в области нравственности и сама — отравительница! Не прошло и пяти лет со времен ее душеспасительных бесед с маленьким хулиганом, как она, рассуждавшая о добре и зле, сделалась преступницей. Убийцей…
Да, конечно, разумеется, у нее не было выбора: ей некуда было бежать из дома в свои шестнадцать. Ей некому было доверить постыдный секрет, не у кого было просить помощи. А обратиться в милицию означало бы ославить себя на весь городок, и ежедневно, ежечасно, ежеминутно ловить на себе двусмысленные взгляды… Объяснять: «да, вот так он меня положил, вот так ноги раздвинул»?
Доказывать то, чему свидетелей не было и не могло быть?
Нет, это было выше ее сил! И она сделала то, что было в ее силах: принесла из лесу в кармашке горсточку грибов и положила незаметно в кастрюлю с маринадом…
Но у нее все-таки есть оправдание!
У нее есть оправдание? Полно, не надо играть с собой в прятки! Кто же не найдет себе
