теперь валяешься тут связанная, сама, как бревно, — так глазенки отвести не можешь? Страшненько, да? Сейчас-то ты в моей власти, а? Ты это-то понимаешь?
И секретарь пихнул ее в бок коленом, чтобы его слова дошли до нее получше.
Он встал и прошелся по комнате, поглядывая на нее, словно размышляя.
Алине снова подумалось, что Георгий не слишком хорошо представляет себе дальнейший план действий… Она никак не могла понять, зачем он здесь: убить ее? Напугать? Поиздеваться? Или он еще сам не решил?…
— Ладно, — вдруг произнес он. — Даю тебе последний шанс выкрутиться: звонишь Алексу, как договаривалась с Марго. Просишь пол-лимона баксов. И потом чапаешь обратно, под крылышко. Лады?
Вот оно что! Не добившись от Алины денег, Марго призвала на помощь Георгия! Но откуда же она его знает, интересно?
Аля не шелохнулась, все так же глядя на него расширенными от напряжения и отвращения глазами.
Он засмеялся.
— Ты переигрываешь, Линочка. Слишком входишь в роль неприступной светской дамы. Кто ты есть на самом деле? Да никто, ноль в квадрате! Нищая провинциальная шлюшка! Повезло, это да: вышла за богатого, с положением! Урвала свой кусок! Чем ты лучше проститутки, скажи мне? Ты точно так же продалась за деньги! Какого же хрена ты выделываешься? Оттого, что денежки завелись? Так не твои — мужнины! А проститутка — она и есть проститутка, и обращаются с ней, как положено с панельной девкой…
«Они спелись с Марго… — поняла Аля. — Не знаю, как, — но понимаю, почему: у них совершенно одинаковый взгляд на меня. И на жизнь. Они меня считают такой же хищницей, как они сами, просто более везучей. И завидуют. И хотят поиметь свою долю… Но все же, зачем Георгий приехал? Заставить меня позвонить? Марго увезла всю компанию „алиби делать“… Что означает, что меня отдали Георгию на откуп… А его-то интерес каков? Отомстить мне за свое унижение, которое он сам, в силу своих узколобых комплексов, себе придумал? Но не будет же он меня из-за этого убивать? Если он только не маньяк…»
Аля с интересом посмотрела на Георгия. Нет, на маньяка он не похож.
Примитивный, ограниченный, завистливый — но не сумасшедший. Надо признать, что роль прилежного, исполнительного секретаря у него неплохо получалась… Хотя Аля всегда чувствовала в нем какую-то грязь и фальшь. И она не ошиблась: он оказался просто подлецом. Надо будет Алексу об этом сказать.
Мысль об Алексе пронзила ее отчаянием, и вместе с ней другая, еще более страшная мысль: раз Георгий пошел на это, значит он не боится, что она пожалуется Алексу! Следовательно… Он пришел ее убить?!
Да, но ведь они до сих пор не добились от нее денег! Зачем им ее убивать? Они должны сначала заставить ее позвонить Алексу… И Георгию наверняка пообещана его доля, вот что! Вот они, пятьсот тысяч — «по сотне на каждого»!
Потому он и приехал: чтобы ее заставить!
«Мы не можем отпустить ее с испорченной картинкой»… То есть, с избитым лицом? Значит, Марго защищает своих, чтобы, в случае чего, их не обвинили в избиении… Которое явно свидетельствовало бы о вымогательстве, о том, что Алю вынудили требовать деньги у мужа! А на Георгия ей наплевать, если что — свалит на него… Но он сам — неужто не понимает, что его подставили? Или и вправду собирается ее потом убить? Но сначала он должен заставить ее позвонить Алексу, это ясно. И пока она не позвонила — она жива.
— …Я красивее твоего мужа! — говорил, меж тем, Георгий. — И моложе в два раза! Отчего же ты на меня смотрела свысока — не сейчас, сейчас свысока на тебя я смотрю — а раньше, всегда? За то, что секретарем простым работаю, а не издателем, да? И ты строишь из себя барыню, которая не может опуститься до того, чтобы спать с прислугой? А я тебе не прислуга, я мужчина! А ты до такой наглости дошла, что смотришь на меня, словно я предмет обстановки! — распалялся Георгий. — Ты даже при мне однажды халат не застегнула! Чуть не голяком прошлась! Я думал — девушка хочет, ну что ж, обслужим, ты красивая женщина, я — красивый мужчина, отчего же нам не сойтись в постели? Да как только я тебя окликнул, ты вздрогнула, словно привидение увидела, и скорей халатик свой запахивать! То есть — ты меня до этого не заметила! Просто не заметила!!! А я человек! И мужчина!
Аля хотела ему сказать: «Бог мой, Георгий, но это же не повод, чтобы кидаться в постель! Есть же любовь! Это она приводит людей в объятия друг к другу!» Но не сказала.
Не только потому что рот ее был завязан и могла она только мычать.
Нет, дело было в другом. Она ведь сама, только вчера, написала Алексу, что не любит его. И что он ее — не любит. И они все же сходились в постели… Вот так, как говорит Георгий, без любви, просто потому, что их связывает положение мужа и жены… Так получается, что Георгий, при всем своем цинизме, прав: если можно спать без любви с Алексом, то почему нельзя — с Георгием?
Нет, нет, не так! Не правда! Она любила Алекса! Она хотела близости с ним! Просто у них отчего- то не получилось… Быть близкими не получилось.
«Господи, — сказала себе Аля, — я совсем запуталась. Сейчас вдруг кажется, что я любила Алекса, только загнала свою любовь своими же комплексами куда-то в темный угол своего сознания, такой темный, что сама теперь разглядеть не могу…»
Она очнулась от своих мыслей, потому что Георгий снова склонился к ней с приторной улыбкой киношного садиста. Он вынул из нагрудного кармана что-то оранжевое и плоское, нажав какую-ту кнопочку… И только когда сверкнуло острие лезвия, она поняла, что это каттер.
Она много раз видела у Алекса на столе такие каттеры, которыми он аккуратно вырезал иллюстрации и фотографии, когда работал над оформлением книги — многие книги издательства были сделаны им самим…
Георгий коснулся острым металлическим уголком ямки между ее ключицами и с улыбкой посмотрел на нее.
— Как ты думаешь, что я сейчас с тобой сделаю?
«Ничего», — с надеждой подумала Аля. Георгий был фальшив, фальшив всегда, даже сейчас — фальшив, в роли то ли насильника, то ли убийцы… Он так натужно настаивал на том, что она должна испугаться, что ей даже почти не было страшно.
Георгий, меж тем, легонько оттянув на себя ее майку, повел по ней лезвием вниз, царапая острием ее кожу. Было больно, но не очень, терпимо. Аля приподняла голову. Увидела она две вещи: яркие бисерные капельки крови, местами выступавшие на длинной царапине, и глаза Георгия, с живейшим интересом вглядывавшиеся в ее лицо. Пока Аля продумывала, что для нее разумнее: сделать вид, что испугалась (чего он явно ждал), или, наоборот, напустить на себя уверенность и спокойствие, — Георгий решил для ее пущего устрашения пуститься в объяснения.
— Я тебя ножичком порежу, да? Смотри, какой острый! — сунул он ей под нос лезвие. Смотри, как чикает!
Дойдя до края майки и оставив на Алиной коже красную тонкую полоску, дошедшую до пупка, Георгий снова приставил каттер к ее груди.
— Боишься, признайся! — требовал он. — Ты теперь в моей власти, что хочу — то и сделаю! Могу и на кусочки разрезать! — вымогал он у Али признаки страха.
Это было до такой степени абсурдно, что ей и в самом деле стало немножко страшно. Все же он, пожалуй, ненормальный…
Георгий, с удовлетворением уловив приметы испуга, чикнул по ее лифчику и развел две половинки в стороны, с любопытством изучая ее грудь.
— Не запахнешь теперь! — говорил он. — Теперь я сам тебе распахну все, что захочу! И буду смотреть везде, где понравится! И ты не сможешь меня не заметить, потому что вот он я, перед тобой!
В подтверждение своих слов Георгий сдернул ее юбку, легко соскользнувшую со связанных ног, и принялся за разрезание трусиков. Закончив, он торжествующе вытянул из-под нее остатки одежды и посмотрел на Алю победно.
— Ну, теперь давай, поизображай барыню в голом виде! — хихикнул он.
