думаешь, он когда с работы приходит?
— Часов в семь… Я точно тебе, естественно, сказать не могу, но я так думаю…
— Вот и хорошо. Я подъеду к семи к нему домой… Ты не волнуйся, я не долго…
— На чем ты поедешь? Я тебя отвезти не смогу. Возьми такси.
— Возьму, — кивнула она, — хотя он далеко живет, за городом.
— Не страшно, я тебе дам деньги. А оттуда ты мне позвони, я за тобой приеду — вошел в роль Алекс.
— Ладно. Да ты не волнуйся, я на такси и обратно приеду.
Не придется! Не придется тебе обратно ехать, мой маленький зайчик!
Там ты и останешься, у себя дома.
— Все-таки позвони сначала, ладно? — сказал он.
Глава 39
И этот день не принес никаких результатов: коммуналка дружно не отвечала на звонки детектива.
Кис решил побеспокоить соседей по лестничной клетке, и очень скоро узнал, что две семьи каким-то образом получили отдельные квартиры и покинули коммуналку; что Елизавета — одинокая пожилая дама, занимавшая третью комнату, — уехала в отпуск, ну а Филипп, вы сами знаете, наверное, он троих людей убил и теперь в бегах…
Кис вышел из подъезда и сел на лавочку во дворе, удачно укрытую почти со всех сторон кустами. Достал сигареты и предался интересным размышлениям. Интерес же их состоял в том, что полным отсутствием соседей по квартире Филиппу грех был бы не воспользоваться… Да, конечно, соседи по лестничной площадке его не видели, но ведь и Филипп не дурак: если он сюда и приходит, то глубокой ночью…
Что ж, Кису, похоже, предстоит провести ночь здесь.
Ну не на лавочке, разумеется. Когда погасли соседские окна и затих подъезд, Кис осторожно поднялся и, тихо поколдовав над двумя замками, через несколько минут уже входил в темную, безмолвную квартиру.
С комнатой Филиппа было еще проще — он открыл ее за считанные секунды. Подавив искушение включить фонарик, Кис попытался осмотреться в темноте. Но в комнате был порядок, ничего не валялось на диване, на столе или стульях… И Кис, который уж было размечтался найти кепочку и черные очки где- нибудь прямо на виду, небрежно и впопыхах брошенные, со вздохом устроился на диване, напротив двери, предвкушая, как вернет должок: Филиппу причиталось за разбитую Кисову бровь…
Филипп приближался к дому с уже привычными предосторожностями. Он хорошо знал эту лавочку во дворе, в кустах, и всегда проверял ее перед тем, как войти в подъезд. Он много чего видел на этой лавочке: и тайком курящих подростков, и целующиеся парочки, и одинокого соседа, распивавшего свою одинокую бутылку водки — опять поссорился с женой… Но то, что он увидел сегодня, ему не понравилось: сегодня на лавочке сидел некто, который ни с кем не целовался, не пил, хоть и курил, и явно ждал кого- то.
Филипп не мог приблизиться и рассмотреть человека, но чутье подсказало ему, что с большой долей вероятности человек ждет именно его. И Филипп затаился.
После часу ночи человек поднялся, задавил окурок, и вошел в подъезд Филиппа.
Что ж, он, охотник, был прав: он сразу учуял неладное! Домой теперь нельзя, это ясно… Но ему надо обязательно выспаться! У Филиппа завтра очень ответственный день. Завтра решится все. Завтра решится его судьба: или в лес, или…
Филипп вышел со двора, поймал машину и поехал на Сокол. Гена подпрыгнул, увидев нежданного ночного гостя. Филипп велел ему расплатиться за машину, успокоил, что он всего на одну ночь и что Гене бояться нечего, поскольку никаких счетов у Филиппа к Гене нет.
Только вот если Гена его заложит… Тогда счеты будут, и тогда пусть Гена боится, вспоминая, как умеет сводить счеты Филипп!..
Гена, заверив бывшего дружка в самых лучших чувствах и честнейших намерениях, уступил ему свою кровать, сам устроился на раскладушке и до самого рассвета не смог сомкнуть глаз — зрелище размозженных затылков неотвратимо всплывало, едва смежались его тяжелые веки…
Он заснул только под утро, а когда встал, уже за полдень, то Филиппа и след простыл, — хоть думай, что просто сон дурной приснился.
Собственно, Гена предпочел думать именно так.
Кису показалось, где-то в середине ночи, что он задремал. Еще ему показалось, что кто-то открывает дверь. Потом ему показалось, что он встал и тихо приблизился к двери комнаты, прислушиваясь; а затем резко распахнул ее и его кулак со свистом въехал прямо в тяжелую челюсть Филиппа.
Хруст, который при этом раздался, окончательно разбудил детектива, и он открыл глаза, с некоторым удивлением констатируя, что уже рассвело, что хрустит под ним старый продавленный диван, что Филипп так и не появился в своей комнате, что сам он задремал в самой неудобной позе, что теперь его шею свело и вообще ему ужасно холодно.
Он потянулся, размялся, покрутил, охая, шеей, присел пару раз, помахал руками… Кофе бы. Или чаю. Горячего… И пожрать бы чего-нибудь…
Этот поганец так и не пришел, а Кис тут как последний идиот всю ночь просидел; да и вообще, что-то его воображение разыгралось и всю эту душераздирающую историю с Филиппом он просто придумал. Ведь ясно же было с самого начала, что не мог он явиться в Москву, да еще и к дому Алины — ведь это самоубийственно!
Да и бессмысленно! Зачем? Что ему теперь выглядывать и высматривать? Поезд ушел, никаких перспектив у Филиппа нету, кроме одной: тюряги. Может, ребята с Петровки его в той деревне и загребут… Тут вот никаких следов пребывания Филиппа нет, все на местах, все в таком порядке, словно никто здесь не живет и не бывает…
Кис обвел внимательным взглядом комнату: два стула аккуратно приставлены к совершенно пустому столу, нигде — он был прав — ничего не валяется, все на своих местах; на стенке полка с книгами и кассетами…
Внезапно он замер. Что-то смотрело в его спину, в его затылок.
Взгляд.
Или дуло пистолета?
Между лопатками завозился холодок, мышцы шеи мгновенно одервенели.
Он медлил.
Он прислушивался.
Он ждал шороха. Или голоса, который скажет ему издевательски: уж не меня ли ты тут поджидаешь, ищейка?
Но почему-то не было ни голоса, ни шороха.
Кис начал осторожно, медленно оборачиваться, все еще ожидая окрика.
Обернулся.
На него смотрели волчьи глаза. С плаката — такие можно купить на Арбате. Крупный, головастый волк крепко стоял на своих четырех лапах, попирая землю, готовясь к обороне. Рядом с ним лежала, развалясь с игривой ленью, волчица, обратив томную морду в сторону своего избранника… Светло-желтые, холодные глаза зверя были спокойны и уверены, и от этого спокойствия, от этой уверенности исходила угроза, сознание собственного превосходства, даже вызов, будто он хотел сказать: кто тут против меня? Ну давайте, попробуйте…
Отряхнувшись, словно от наваждения, от этого взгляда, Кис задумался.