же время грустно позавидовала этому — «мама»… У Шерил никого нет и ей так легко отдать это слово Светлане!… А я не смогла. И уже не смогу…
— Я учу рус-ский язык, — продолжала по-русски Шерил.
— Девочка моя, — кричала Светлана в телефон, — я приеду к тебе немедленно! Как только освобожусь! Но очень скоро!
— Но я еще м-мало уч-чила рус-ский язык, — сказала Шерил и перешла на английский, — и я ничего не поняла! Ты говоришь по-английски?
Светлана тоже перешла на английский и мы с Джонатаном отошли от нее, чтобы не мешать. Минуты через две трубку взял Ги и сообщил, что Шерил устала и ей нужен отдых.
Пообещав звонить каждый день, Светлана положила трубку на место и мечтательно погладила ее пластмассовую прохладную спинку. А может быть, она просто стерла с нее свои слезы…
— Как только я закончу самые неотложные дела по выборам, мы поедем к ней все вместе! — светясь от счастья, как новогодняя елка, она уселась в кресло,.
— Вместе с моей мамой, — сухо сказала я. — Она имеет на Шерил не меньше прав, чем ты!
— Конечно! — торопливо кивнула Светлана. — мы с ней познакомимся завтра же, да?
— Быть может… Посмотрим.
Ох, не просто это будет, ох, не просто!.. Ни для Светланы, ни для мамы… Ни для меня. Одна только Шерил может полностью и без малейших угрызений воспользоваться всеми мамами, всехней любовью…
И я снова позавидовала.
Светлана, меж тем, высчитывала, когда она сможет поехать в Париж.
— Зря вы все усложняете, Светлана, — заметил Джонатан. — Если все сегодняшним вечером пройдет благополучно, то с завтрашнего дня вы можете уезжать куда угодно, хоть на Канарские острова отдыхать. Эта история поработает на вас и вместо вас — вам уже не понадобятся ни встречи с избирателями, ни слова убеждения. Вам понадобится только парочка резвых журналистов, которые распишут эту историю в средствах массовой информации, выдавив максимум слез из читателей-зрителей. И ваши места в Думе вам обеспечены!
Светлана посмотрела серьезно на Джонатана.
— У тебя голова варит… Чем ты занимаешься, скажи пожалуйста?
— Уф! Какой вопрос… Я еще не решил.
— А все-таки?
— У меня много планов…
— Назови хотя бы один!
— Пойти еще где-нибудь поучиться. У меня уже два диплома, почему бы не сделать три?
— Какие?
— Политические науки и школа управления.
— Так-так… И что же еще в планах, кроме учебы?
— Ну… — Джонатан усмехнулся ее напору, а я с интересом слушала и открывала для себя то, чего не знала. — Например, открыть частное бюро расследований.
— Сыскное, что ли?
— Примерно.
Уж не при дядиной ли конторе? — подумала я. — Заниматься официальной шпионской деятельностью, как он мне сказал, ему претит, а вот поучаствовать в расследованиях — это было вполне в духе Джонатана…
— Ну, а еще что? — напирала Светлана.
— Ладно, выкладывайте ваши предложения, — сказал Джонатан.
Она опешила.
— Как ты догадался?
— Надо быть младенцем, чтобы не понять…
— Мне нужны такие люди, как ты. И я хорошо плачу.
— Я не люблю политику.
— Я тебе найду без политики. У нас в России и у меня в частности столько еще свободных сфер для применения талантов! Выбирай на вкус: бизнес, организаторская деятельность в некоммерческих и неполитических ассоциациях, то же бюро расследований… А?
— Я буду иметь ввиду ваши предложения, — любезно ответил Джонатан. — Но, не скрою, у меня много других, не менее заманчивых…
Его слова были похожи на отказ, но Светлана не огорчилась или не подала виду. Со светским видом она предложила еще чаю.
— Я бы предпочла алкоголь, — сказала я. — У тебя есть что-нибудь крепкое?
— А как же! Выбирайте: водка, джин, виски, коньяк…
— Водка, — сказала я.
— Виски, — сказал Джонатан.
Себе Светлана налила коньяку. Лихо отхлебнув из рюмки, она лукаво посмотрела на Джонатана.
— А ведь ты согласишься, — сказала она. — Ты — искатель приключений, авантюрист и философ. А где же ты найдешь лучшее применение всем этим талантам, как не в России? Никакое другое место на этой планете не способно выдержать сравнения с этой страной! Не так ли, друг мой?
Джонатан лишь загадочно улыбнулся ей в ответ.
Возбуждение прошло. Разговор не клеился. Светлана расспрашивала меня про маму, про мою детскую жизнь с ней. Я ей отвечала, не то, чтобы неохотно, но мысли мои были заняты другим…
Мысли мои были там, в дачном поселке, где бравые парни из спецназа окружали дачу, вжимаясь в белый снег, где овчарка вострила уши и тихо рычала, и сторож Саша беспокойно оглядывал забор, за которым хорошо просматривались все подъезды и подходы к даче, ничем не заслоняемые, кроме двух жалких кустов по бокам ворот.
Конечно, этим ребятам ни Саша, ни его овчарка — не препятствие. Забор — они перелезут, двери и замки — взломают, и Василию Константиновичу отходить будет некуда. Второй выход ведет в сад — ну и что ему даст, этот сад? Там он прямиком в объятия спецназа попадет!
Стоп!!!
Стоп, стоп, стоп!
Я забыла!
Я забыла важную, важнейшую вещь!!!
— Джонатан! — заорала я! — Света! Там есть еще один выход! Из подвала! Ах, как же я могла забыть, как же я не предупредила!
— Перестань причитать! — прикрикнул на меня Джонатан. — Объясни толком!
— Василий Константинович прокопал у себя на даче подземный ход!
… Василий Константинович похвастался нам с Игорем прошлым летом. В метрах ста от его забора протекала река. Он хотел было построить на ней частную пристань — но не тут-то было: дачный совет воспротивился. Дачники-соседи были люди с положением, с деньгами и связями, и не считаться с ними Василий Константинович не мог. И он, не сумев получить официальное разрешение, решил обойти всех хитростью. В берегу, поросшем бурьяном, был прорыт подземный канал и теперь Василий Константинович мог, через дверь в подвале, спуститься на несколько ступенек к крошечной пристани, сесть в свою моторку и выплыть прямо в реку! Тут уж никакой дачный совет ему был не помеха: закона о правах на подземные недра не было, и никто не мог ему запретить иметь свой ход, пролегающий под коллективной землей…
Джонатан со Светланой смотрели на меня, открыв рты. Первым закрыл Джонатан.
— …Тогда… Едем?
