на деревне, не хватало только гармонь в руки и кепку заломить набекрень. Казалось бы, смешной провинциал, изо всех сил старающийся освоить столичный лоск и образ жизни… Но на самом деле в нем вовсе не было этой сельской простоты, которую как бы обещал его деревенский облик: настороженный и самолюбивый взгляд, о котором говорят «себе на уме», быстрая и хваткая реакция, с которой он мгновенно улавливал суть слов и поручений, быстро развеивали это ошибочное впечатление… Приглядевшись, я вдруг начала замечать в его лице нелепое сочетание миловидности и почти уродства, будто бы, как в детских сказках, у его колыбели стояли две феи, добрая и злая, и первая старалась как-то компенсировать злобные проделки второй. Так, его слабый, острый, немужской подбородок украшала весьма симпатичная ямочка, астенически-впалым скулам придавал мужественный характер нос, слегка приплюснутый, как у боксеров, в переносице, от торчащего кадыка отвлекали мягкие длинные волосы «а ля Есенин». Короче, он был не симпатичен, не достаточно умен и еще слишком юн на мой вкус, не говоря уж о том, что у меня был Игорь и мне никто другой не был нужен.
— Я тебе перешлю с ним маленький подарок, — добавил Игорь.
Я поняла, конечно, что речь идет о деньгах, о наличных — мы с ним ещё в Москве договорились, что счет-счетом, но иногда какие-то суммы он будет мне передавать с оказией.
— Сережа тебе позвонит, когда приедет, я дам ему твой телефон. Посоветуй ему, что посмотреть в Париже, ты ведь у меня теперь парижский старожил… Тебе не нужно чего ещё?
— Черного хлеба, соленых огурцов и квашеной капусты. Только выбери на рынке сам!
— Ну, насчет капусты я не уверен — как он, по-твоему, потащит ее?
— Хоть немножечко! — жалобно сказала я.
— Ладно, — я слышала, как он улыбается на том конце провода. — Как, кстати, дела с французским?
— Страшный прогресс. Вернусь — пойду к тебе на службу. Нельзя же дать пропасть таким знаниям. Возьмешь в переводчики?
— Непременно. Переведем на французский программу Василия Константиновича и пошлем в подарок Ле Пену [6].
— Вот, а ты говорил, что он не националист!
Игорь засмеялся.
— Я пошутил, Олюнчик. Как ты вообще, не скучаешь?
— Только по тебе.
Он снова улыбнулся.
— А вообще — нет? Как проводишь свободное время?
— Игорь, — решилась я, сама не зная, почему мне так трудно заговорить об этом, — я ее нашла!
— Кого?
— Ту девушку, помнишь, я тебе рассказывала, похожую на меня?
— Поздравляю.
— Я тебе пришлю фотографию, посмотришь!
— Ладно-ладно, присылай. И письмо напиши, поподробней. Мне все про тебя интересно. Не забудь, Сережа пробудет только один день в Париже, приготовь все заранее! Но у тебя до его приезда есть неделя, так что успеешь написать десять страниц.
— У меня рука отсохнет.
— Я тебе компьютер портативный куплю, хочешь?
— Хочу. Чтобы тебе письма писать.
— Так ты меня еще не разлюбила?
— А ты?
— Разлюбил, конечно.
— Я так и знала — с глаз долой — из сердца вон.
— Я тебя целую, маленькая.
— Я тебя тоже, Игореша.
— Ты в каком роддоме родилась? — вдруг спросил он.
— Имени Индиры Ганди… — я страшно удивилась этому вопросу. — А что?
— Да нет, я так. Целую, котенок. Звякну через пару дней. — Игорь мне обычно звонит два раза в неделю. — Скажешь, понравилась ли квашеная капуста.
