избранных, которым эти марки доступны. Но, как известно, ни одна еще фирменная вещь не исправила природных недостатков фигуры, не прибавила красоты лицу…
Однако Оля не знала эту среду, опыта у нее было маловато, чтобы все это понимать, встречи с людьми творческими вызывали в ней восхищение и для нее слово «интеллигентный» было несомненным комплиментом. И Игорь знал, что обидит ее своей репликой. Но это ерунда, комариный укус — ему просто надо уйти от темы.
Оля не замедлила обидеться.
— По-твоему, интеллигентность раздается, как посты, по блату? — взвилась она. — На должность интеллигента назначаются, что ли? Это, если тебе подобная мысль не приходила в голову, — внутри тебя, это твоя личная культура, которая всегда с тобой, а уж где ты ее принял, где ты сумел ее вобрать — не имеет никакого значения! Все, чему меня научила моя мама и моя учительница литературы, все, что дали мне книги — это та самая культура, которая выражается не в умении красиво рассуждать на интеллектуальные темы — тут я с тобой тягаться не стану, — а во взгляде на вещи!
— Уф-уф, ну ты меня просто положила на лопатки! Я и не знал, что ты у меня такой философ…
— Так вот, — продолжала она, разгорячившись, — это не умно, не справедливо, не интеллигентно и не культурно — быть анти-кто-угодно. А еще хуже — делать свое «анти» смыслом своей политики и вбивать эту гадость в голову «всех», у которых свои мозги никогда не работали и уже не будут.
Игорь улыбнулся.
— Ты такая хорошенькая становишься, когда злишься! Разрумянилась вся, глаза блестят…
— А так я что — не хорошенькая?
Игорь притянул Олю к себе. Отодвинув губы от поцелуя, она сказала:
— Ты не ответил на мой вопрос. Его партия — националистическая?
— Нет, малыш, успокойся. Он умеренный патриот, без всяких крайностей.
* * *
Игорь сумел ее обмануть тогда, но ее наблюдательность его обеспокоила. Оля стала замечать куда больше, чем поначалу, она стала размышлять и анализировать, и потому это было совершенно разумно и правильно — отправить ее поучиться в Сорбонну. Ничего, что они скучают в разлуке, это полезно.
Когда она вернется, вся эта эпопея будет закончена. К тому же, и выборы пройдут. Он уже выполнит свои обязательства по их подготовке перед Васей и, скорее всего, тогда же и уйдет от него окончательно. На услуги Игоря спрос большой, а за время, которое он работает на Васю, многие сумели оценить его таланты и результаты его труда, включая Васиных противников. Так что Игоря с руками оторвут.
Да, так он сделает.
В конце концов, доля правоты в Олиных словах есть.
* * *
В последующую неделю мы с Шерил встречались практически ежедневно — мы с ней ходили в кино, обедали в ресторанчиках или у меня дома. К себе домой она меня почему-то не приглашала. Наши встречи были похожи на свидания, а мы — на влюбленных. Я, во всяком случае…
Шерил, по правде говоря, особенно сильных эмоций не высказывала — это было за пределами ее возможностей. При всей нашей схожести Шерил была совсем иной. Она больше смотрела и слушала, чем говорила. Она была тиха, вежлива, слова «спасибо-пожалуйста, если тебя не затруднит, извини, я хотела бы тебя попросить» и так далее, в том же духе, пересыпали ее речь и занимали в ней наибольшую часть, основное же содержание выражалось на редкость сдержанно и кратко. Прежде, чем что-либо сказать, она вскидывала на меня глаза, словно проверяя, можно ли мне доверить такой секрет, даже если это касалось всего-навсего предложения выпить чашечку кофе. Моя манера, прямая и открытая, что нормально для русских, была ей непривычна и смущала ее. Она иногда стеснялась говорить со мной, краснела и искала подолгу слова…
Короче, она была западным человеком. И вела себя так, как ведут западные люди, по принципу: у меня своя жизнь, у вас своя, я к вам не лезу в душу, вы ко мне тоже; у вас все прекрасно, я уверена в этом, — и у меня тоже; и даже если это вовсе не так, никто никому навязываться не будет, все будут улыбаться и жить каждый сам по себе со своими проблемами и печалями… На вопрос: как дела — ответ всегда: отлично! Не потому что отлично на самом деле, а потому, что ничего другого вам знать не положено… Если ты попробуешь рассказать кому-нибудь о своих проблемах, тебя выслушают. Посочувствуют и, может быть, даже помогут. Но только это не станет дружбой и даже простым началом ее. Откровенность людей не сближает, они просто сошлись на некоей территории — нейтральной территории, постояли на ней, потоптались, обменялись мнениями и даже услугами, и снова разошлись — каждый умотал на свою территорию, за свою ограду, из-за которой назавтра же ты можешь рассчитывать только на приветливое и безразличное «здравствуйте, как дела?» И снова скажешь: отлично…
Я боролась изо всех сил с этим западным менталитетом, я лезла в душу всеми своими четырьмя лапами, я задавала бестактные вопросы, я постоянно смущала Шерил.
