знакомым, может оказаться ниточкой…
— Да ты найди ее сначала, эту ниточку!
— Вот ты, Ванюша, этим и займешься, — сладко улыбнулся Кис. — Так будешь пельмени, говоришь?
Кис слабо верил в то, что Ваня сумеет найти какие-нибудь подходы к притону. Но пусть попробует малец, в конце концов, должен же он комнату иногда отрабатывать!
А у Алексея в списке оставался еще «Ваш Домовой».
Туда Кис и поехал прямо на следующий день с утра пораньше. И остался разочарован: да, «Стасика» помнили, и по фотографии опознали. И утверждали, что он самолично приходил и сделал заказ на уборку квартиры, и адрес свой указал, и ручку свою забыл…
На ручке той чужие отпечатки, если и были, то уже давно затерты…
Что же у нас получается? — размышлял Кис, садясь в машину. — А получается у нас вот что: сходство достаточно выраженное, и в данном случае бандит сам выступил в роли Стасика, не прибегая к подкупу персонала. И ниточка опять обрывается ровно в том месте, где некто оказывается очень похожиим на Стасика…
В общем, на том же месте, в тот же час. Хорошая песенка.
К Марине Кисловской Алексей поехал без звонка. Он всегда предпочитал появляться неожиданно, не оставляя собеседнику времени на подготовку к разговору — так оно надежней. Меньше не правды, намеренной и ненамеренной; больше непосредственных эмоций. Да и меньше возможностей отказаться от встречи.
Марина Кисловская была бы весьма миловидной девушкой, если бы ее не портили замкнутое и самолюбивое выражение лица, настороженно-оценивающий взгляд. Эта надменная гримаска, эти сухо поджатые губы, эти прищуренные глаза, не выпускающие взгляд, не просто портили ее, но и старили, лишая юной непосредственности. Кис прикинул, что лучше всего держать с девушкой дистанцию, и взял самый вежливый тон, на который только был способен.
Она отвечала на вопросы рассеянно, будто была погружена в важные мысли, будто ее воображение было прочно занято чем-то или кем-то. Она даже не спросила, кто его на нанял — обычный и первый вопрос, который задают ему люди, и на который Кис никогда не отвечает, ссылаясь на тайну клиента.
Выслушав скупой рассказ о событиях, уже известных Кису из дела, он спросил:
— Вы принимали участие в составлении фоторобота. Вы так хорошо запомнили лицо бандита?
— С первого раза, может, и не так уж, но я встретила его потом на улице. И во второй раз запомнила очень хорошо!
— То есть, если что, вы сможете его опознать?
— Вы прямо, как тот журналист!
— Какой — «тот»? — немедленно вцепился Кис.
История о беседе с неким Юрой Новиковым из «Московского комсомольца»
Алексею сильно не понравилась. Зато понравилось выражение лица Марины: увлеченная рассказом, она расслабилась, черты смягчились, глаза выплыли из разгладившихся век и ярко засинели, — и она стала чертовски хороша. Вот так бы всегда, девушка, подумал Кис, — не стоит себя уродовать глупой гримаской богатой старухи.
— Он вам сказал, что именно собирается публиковать: интервью?
Статью? — спросил Алексей несколько дружелюбнее.
— Нет… Или я не запомнила.
— Если он собирался опубликовать интервью, он должен был, по идее, вам позвонить и попросить подписать текст! Он вам звонил?
— Нет…
— Допустим, он собирался публиковать не интервью, а статью. В таком случае ваша подпись необязательна… Он мог бы, конечно, позвонить вам просто из вежливости и предупредить о выходе статьи… Но с вежливостью у нас плоховато обстоят дела… А вы, значит, не удосужились узнать, что там написали — или не написали в газете?
— Честно говоря, я собиралась. Но тут всякие обстоятельства…
Короче, у меня это вылетело из головы.
— М-да… — произнес Кис озабоченно. — А что за «всякие обстоятельства»?
— Ох, это не имеет никакого отношения к делу! Это личное.
— А все же, — расскажите! — задушевно попросил Кис голосом доверенной подружки.
Но его попытка сократить дистанцию не удалась.
— Я же сказала — личное, — неподкупно отозвалась Марина. Лицо ее моментально захлопнулось, обдав холодом, как дверь на мороз.
Интересно, что за «обстоятельства» так занимают эту девушку? — размышлял Кис, покидая ее ухоженную квартиру. И что за журналист встречался с Мариной? Да журналист ли?
Короче, у него появился еще один повод, чтобы заехать к Александре.
Александра
Кис у Александры давненько не был — избегал. Со времени их знакомства <См. роман «Шантаж от Версаче»> прошло уже больше года, и Кис с тех пор видел ее всего три-четыре раза, да и то по делам: боялся потерять голову. Эта женщина влекла его к себе неимоверно, свои же шансы Кис оценивал как нулевые, и эта бесперспективность добивала его окончательно, — проще было не встречаться. Сейчас снова возникла необходимость в ее помощи и совете, и он поехал, предварительно созвонившись.
Так было заведено: Александра никогда ему не звонила, не звала — звонил он сам, находя тот или иной предлог. Но Александра всегда ему радовалась, встречая как друга.
Как друга…
Тогда, во время расследования по делу об убийстве Тимура, в котором была замешана Александра, — он чувствовал себя куда свободнее. Он нападал, он припирал к стенке бестактными вопросами, он повелевал, — он был главным и от него зависело все и все. Включая надменную и язвительную журналистку Александру Касьянову.
Но нынче зависимым стал он сам. Теперь у него не было прежнего права следователя и вершителя судеб, — а другого права он так и не приобрел.
И он стал смирным, ручным. Он стал другом.
Он всегда приходил без цветов, с бутылкой вина или джина, который она любила, или с конфетами к чаю: он приходил другом, — не поклонником, не любовником. Они вместе ужинали, пили вино или джин; они пикировались, они беззлобно ругались, они много смеялись — Александра всегда умела рассказать остроумно и колко о своих светских похождениях… В общем, дивно проводили время как старые добрые друзья.
Это было до бешенства несносно, — но это было единственное, что он мог себе позволить. И все, что ему было позволено.
Лучше, чем ничего.
Лучше, чем ничего?..
И вот он опять ехал к ней — счастливо обмирая в предвкушении встречи и стараясь не думать о том горьком послевкусии, которое эта встреча оставит: одинокий вечер в пустой и неухоженной утробе его квартиры, немного скрашенный присутствием шалопая Ваньки; вечер, когда он вновь останется один на
