«поля» серию хлопков, крики и непроизвольно глянул в ту сторону, хотя заведомо ничего не смог бы разглядеть из-за нагрмождений контейнеров и оборудования. Неожиданный удар в правый бок, отозвавшийся жгучей болью во всей правой половине туловища, рефлекторным сокращением мышц развернул его вправо, открыв взору «желтого» в пяти-шести метрах, который скрывался за кабиной облезлого погрузчика, пристроив цевье винтовки на нижней кромке пустого проема для бокового стекла. Позиция была у того более выигрышная, Сплин это оценил и как заяц отпрыгнул как можно дальше в сторону, убираясь с линии огня. Оставшееся до ближайшего укрытия расстояние дополз на четвереньках. Каждое движение причиняло боль, бок пульсировал и как будто начал неметь. «До чего реалистично» — пронеслось в голове, боль не затихала, как от ударов, полученных при спарринге — реакция костюма на имитацию попадания пули была поинтереснее.
В свое время Сплин немало времени провел, играя в разнообразные виртуальные бродилки, однако теперь это мало прибавляло преимуществ, так как убывающие проценты жизни вызывают лишь досаду, а пуля в бок, пусть не совсем настоящая — это боль, страх, потеря подвижности, шансов уцелеть. Сплин понятия не имел, как его организм отреагирует на виртуальную «смерть» в костюме — может и вправду дуба врезать или отнимется какой-нибудь орган, а то и не один, прости господи. Пот заливал глаза, сердце ухало. Требовался нежиданный ход, чтобы переломить ситуацию. Шум боя нарастал — окрики, хлопки выстрелов слышались вокруг чаще. Сплин описал вокруг предполагаемого местонахождения противника небольшую петлю, затем, стараясь не шуметь, влез на низенький ящик, затем на крышу вагончика, оттуда на большой контейнер, озираясь в надежде разглядеть стрелка сверху. Тот тоже не стал дожидаться мести, его не было видно. «Зараза, он не мог отойти далеко, так куда же он подевался?» — соображал Сплин, распластавшись на крыше контейнера. Решив спровоцировать противника, Сплин с намеренным грохотом перепрыгнул с одного ящика на другой, третий, имитируя бегство, затем на пол, испустил стон тяжко раненого и на корточках, морщась от боли в боку, торопливо переместился по полу обратно к проходу, на выходе из которого чуть не поплатился за ротозейство. Противник вывернул из-за угла прямо на ствол винтовки примостившегося в углу подранка. Сплин дважды выстрелил желающему доконать лоховатого недобитка преследователю в грудь, тот беззвучно опрокинулся навзничь и застыл.
Испугавшись, что его выстрелы вызвали у противника шок или приступ какой-нибудь, Сплин подскочил к жертве и склонился над ней, силясь разглядеть выражение глаз под линзами, но там лишь искаженно отражался он сам, да газовые лампы на потолке. Сплин попытался снять шлем — тот не снимался. Жертва, на груди которой было написано имя «Аткинс» издала слабый стон, затем послышался искаженный респиратором сдавленный голос.
— Со мной все нормально, коллега, просто костюм задубел, я не могу пошевилиться. Наверное это значит, что я убит, поздравляю. А теперь пошел вон — не тревожь покой павших.
Сплин успокоися, подобрал винтовку, и, внимательно глядя по сторонам, двинулся дальше. Ни своих, ни чужих не было видно. Вдруг прямо перед собой Сплин услышал грохот прогнувшегося железа, задрал голову и поднял винтовку. На крыше контейнера стоял только что забравшийся туда «желтый», который тоже заметил Сплина, но поздно — один из пяти торопливо произведенных Сплином выстрелов угодил ему в шею. Вскинув руки, противник завалился на крышу контейнера. Однако Сплин слишком увлекся — шедший по полу напарник первого «желтого», вывернул из прохода слева и залепил ему три пули: в бедро, в левый бок, в плечо. Остальная часть очереди ушла выше головы — похоже, стрелок не придержал цевье и винтовку увело вверх.
Сплин, раздираемый болью в раздробленных костях, последним конвульсивным усилием в падении развернулся в сторону нападавшего, часто давя на курок и сожалея, что пожлобился и установил одиночный режим ведения огня — все равно истратить не успел. Заключительное попадание в грудь вызвало ощущение, что его насадили на раскаленный лом, как бабочку на иглу — дыхание перехватило, свет в голове на несколько секунд выключился. Сплин очнулся лежа на полу, лицом вверх, не в силах пошевилиться — костюм не гнулся, как ледяная корка.
Через некоторое время шум боя стих, начали возникать опасения, что его и беднягу на контейнере ненароком забыли. Тут появился Доплер, который, глядя с пола, казался великаном. Он, сохраняя на лице ехидную полуухмылку, навел на Сплина пульт и нажатием кнопки «разморозил» его костюм, затем засунул пульт в карман. Чтобы разморозить «желтого» залез на контейнер, красиво сделав выход на две.
Сплин поднялся, снял маску и огляделся. Рядом стоял Хоу, который махнул ему рукой.
— А ты мне все-таки попал в живот, я свалился неподалеку, — сказал Хоу. — Хотя будь это настоящие пули — тебе хватило бы первой же раздачи.
Сплин в ответ пожал плечами — «если бы у бабки был бы конец, то она была бы дедкой».
— Идите к центру площадки и ждите меня, — раздался сверху голос Сержанта, который затем спрыгнул на пол и, глядя на небольшой экранчик переносного компьютера, направился к следующему вояке, ожидающему «разморозки».
Сплин задрал голову — точно: посредине потолка между здоровенных газовых ламп на кронштейне была установлена вращающаяся камера — скорее всего местная охранная система. А Доплер, похоже, все это время смотрел на мониторе своего компьютера кино и щерился.
При «разборе полетов» выяснилось, что победили «красные» с перевесом в три человека. Весьма отличился Фрост, который проявил замашки одинокого волка и сделал аж пять супостатов, правда, получив легкое ранение в ляжку. Сержант посоветовал ему и остальным, прежде чем поворачиваться спиной к телу врага, убедиться, что оно не представляет угрозы. Затем показал им в записи относительно удачные эпизоды (как он выразился, «наименее убогие») и несколько «куропаток» — тех, кто сложил голову наиболее бесславно. Отметив недостатки и достоинства первых, он ехидно прокомментировал вторые. Особенно досталось курсанту, который в запарке угробил своего, не рассмотрев толком, из какой тот команды. Сплину было сказано, что «количественно — неплохо, но по сути — бесхребетная тактика, просто повезло, что не приложили сразу же».
В целом, Доплер отметил две вещи: необходимость взаимодействия и взаимного прикрытия, а также разделения секторов наблюдения и огня. Отчасти забегая вперед, он, демонстрируя на конкретных эпизодах записи, рассказал несколько тактических приемов. Из-за укрытия надо выглядывать правой сторононой тела, так стрелок, по крайней мере правша, меньше подставляется. Действовать надо двойками или тройками, двигаться при этом ближе к стенкам коридора, причем каждый контролирует противоположную от себя сторону, включая опасность сверху, так как имеет для этого лучший обзор, а третий прикрывает при перезарядке и следит за тылом, если есть такая угроза.
Углы рекомендуется огибать против часовой стрелки, слева направо, при этом оружие находится по правую сторону, и боец имеет преимущество, стреляя влево, даже не целясь, навскидку. Желательно огибать крупные объекты и углы, находясь как можно дальше от них. Этим солдат оберегает себя от внезапного нападения. Враг, спрятавшийся за углом, открывается, постепенно теряя преимущество внезапности. Это правило работает только на больших площадях. В лабиринтах узких коридоров и маленьких комнат лучше идти вдоль капитальных стен, прижимаясь к ним спиной, опасаясь светиться в простреливаемых проемах. Если же обстоятельства заставят обходить угол слева направо, по часовой стрелке, надо переложить оружие в левую руку, чтобы иметь возможность стрелять вправо без разворота, минимально открываясь из-за укрытия.
Доплер устраивал по нескольку боев с тематическими сценариями в день, перемежая их с изнурительными кроссами, занятиями по тактике и рукопашному бою, стрельбами. Все это сопровождалось его непрерывными понуканиями, окриками, «бодрящими» речевками из сержантского репертуара, постоянной язвительной критикой. Что характерно, муштры, как таковой, не было совсем, унизительных и грязных хозработ тоже. Для санкций за нерадивость и наказаний за провинности применялись меры сколь мучительные, столь и обучающие. Кто-то из курсантов коротко, но емко высказался на счет методов инструктора так: «не заебет, так яйцами зашлепает». С другой стороны, Доплер совершенно не грузил разными протокольными вещами, не требовал по два слова «сэр» в одном предложении или всяких там «разрешите обратиться», не пытался раздавить индивидуальность курсантов. Материл всех нещадно, но периодически с его мясистых губ в адрес каждого слетала скупая похвала в форме легкого одобрения, хотя он и любил повторять насчет мудаков, которые в деле лажаются, первые дохнут и других за собой тащат.
Зачастую учебные бои проводились в малоприятных местах — спутанных, тесных, давно
