— Быка валите, недоумки!!! — бешено закричал в рацию Семён Петрович, и, словно в ответ на его крик, произошло новое явление. Прямо у обезображенного капота «Мерседеса» выпрыгнул из радужной молнии ещё один мордоворот. В чёрной лепихе и с занесённым мечом. И первое, что он сделал по эту сторону дыры...
Ну конечно — с уханьем саданул клинком по лобовому стеклу-хамелеону.
Да знал ли он, скотина безмозглая, сколько стоило это стекло?
Покажите нам того, кто на месте Семена Петровича сумел бы совладать с нервами. Мигом всколыхнулись молодецкие навыки, давно не знавшие применения, но оттого ни в коей мере не заржавевшие. Почтённый депутат разом выхватил из кобуры пистолет. Да не какую-нибудь миниатюрную дамскую пукалку, а мощный девятимиллиметровый ствол с автоматическим снятием с предохранителя. Быстро дослал патрон, выскочил из многострадального автомобиля — и лично «сходил на мокрое», то бишь длинной очередью снёс фехтовальщику половину башки. Рефлекторно сдёрнув с пальца клиента гайку с двумя сверкальцами, Степан Ильич выпрямился... и аж похолодел. В нескольких шагах от себя он вдруг узрел своего злейшего по нынешним временам врага. Нет, не саблезубого тигра, не взбешённого мамонта — какое там! Перед ним предстало нечто существенно худшее, а именно — офицер «красноголовых». С перекошенной от ярости физиономией и с дымящимся пистолетом в руке.
Бешено топоча сапожищами по асфальту, легавый с ходу кинулся к хомяковским подручным, волочившим Вольтанутого. И, когда те схватились за пушки, без всяких разговоров принялся шмалять.
— В тройке! — заорал Семён Петрович уже не в рацию, а просто так. — Замочите мента!!!
Лев Поликарпович собирался галантно доставить свою новую знакомую непосредственно в дебри Красноармейских улиц, где она проживала. Но пока он раскочегаривал успевшего остыть арахисового «Москвича», пока тот застревал на ледяных ухабах, пока, наконец, опасливо спускался с Пулковской высоты — сгустился зимний вечер, и Лев Поликарпович испросил у пассажирки разрешения ненадолго заглянуть на улицу Победы. Там, сказал он, должно быть, уже собрались его ученики, так он хоть ключ от квартиры им передаст.
Рита, естественно, не возражала.
По дороге они разговорились, профессор представился, и Рита, для которой название «Гипертех» было далеко не пустым звуком, как раз хотела спросить Льва Поликарповича, не был ли он случайно знаком с таким ужасно серьёзным дядечкой из институтской охраны по фамилии Скудин. Но в это время «Москвич» осторожно объехал припаркованные у поребрика автомобили и затормозил при въезде во двор, и фары осветили какую-то молодёжь, в самом деле стоявшую возле парадного, и...
К водительской дверце наклонился не кто иной, как Иван Степанович Скудин собственной персоной.
— Здравствуйте, Лев Поликарпович. Давайте я его отгоню. Если будет минутка, мне бы с вами посоветоваться...
Конечно, Кудеяр разглядел посторонние тени за стёклами автомобиля, а на «чердаке» — второй комплект лыж. Профессор был не один, на что, конечно, имел полное право. Но мог ли предположить полковник, что в следующую секунду из машины выпорхнет давно похороненная им «покойница» — и, недолго думая, повиснет у него на шее.
— Ванечка! Здравствуй!
В порыве чувств она даже чмокнула его в щеку. Скудин подхватил её, оторвав от земли.
— Ритка. Сестрёнка...
Она была вполне настоящая, тёплая и живая. А следом за Ритой наружу выбрался крупный, сурового вида кобель и пошёл знакомиться с хозяйкиными друзьями.
Друзей оказалось немало. Все гладили его, ласкали, почёсывали. Особенно Чейзу понравился один из них, рослый и темнокожий. Кобель пристально изучил доселе неведомый запах, а потом сел и протянул преподобному Брауну лапу.
И в это время непосредственно за углом соседнего дома, на перекрёстке Московского и Бассейной, послышались крики и звон металла, и почти сразу началась пальба. Да какая — очередями!
Скудин отреагировал без промедления.
— Глеб, Борька, вы здесь. Остальные — за мной!
Уже вылетая из-за угла на проспект, Кудеяр сообразил, что зря рефлекторно скомандовал «остальные». Кроме Гринберга, за ним последовала и старшина Ефросинья Дроновна Огонькова.
Как следует поучаствовать в сражении скудинской команде не довелось. Их,. похоже, приняли за подкрепление, подоспевшее на выручку одинокому «красноголовому». Моторы трех «Мерседесов» разом взревели, и мощные автомобили унеслись прочь, в положенные секунды набрав надлежащую по справочникам стокилометровую скорость.
На асфальте под оранжевыми фонарями осталось несколько распластанных тел... Пожалуй, меньше всех повезло уцелевшему бандиту, брошенному подельниками. Он истратил последний патрон, тщась попасть в гнавшуюся за ним белую суку, потом зачем-то бросился вслед «Мерседесам», уже исчезнувшим вдалеке...
И напоролся на Фросеньку.
Стройная девушка в камуфляже не произвела на спортивного детину впечатления серьёзной противницы. Однако хватка маленькой руки оказалась совершенно железной, а вроде бы несильный, но точно рассчитанный толчок возымел сокрушительные последствия. Бандит полетел кувырком, и встать по собственной воле ему уже не было суждено. Его кисть оказалась безжалостно подвёрнута внутрь, он взвыл дурным голосом, дёргаясь на обледенелом асфальте.
Вот такая картина отразилась в гаснувших зрачках Кратаранги, рядом с которым и произошла эта короткая схватка. Прекрасная девушка, осенённая боевым вдохновением, сквозь разлетевшиеся волосы сиял рыжий фонарь, заставляя их вспыхнуть огненным ореолом...
Подоспевший майор Собакин принялся вязать пленного по рукам и ногам. Неподалёку зашевелился юродивый, нацепил на голову сбитый в драке подшлемник, посмотрел на «красноголового», улыбнулся и одобрил:
— Моя милиция Дормидонтыча бережёт.
Андрону Кузьмичу, который уже прикидывал, как будет писать рапорт, захотелось с горя плюнуть. Ясное дело: показания психически невменяемого прокуратуру не впечатлят. Но тут в голове у него словно щёлкнуло, он чуть те выронил ремень, которым спутывал задержанного.
— Евтюхов!.. Василий Дормидонтович!.. Неужто ты?! Живой? Какими судьбами?..
Вернулась бегавшая куда-то белая сука и привела с собой Виринею. Когда подошли Скудин и Гринберг, молодая ведьма сидела на корточках рядом с раненым. Напряжённо закусив губы, она держала ладони над кровавыми пятнами на его груди, и было заметно, что пятна в размерах почему-то больше не увеличиваются. Белая сука тихо скулила, прижавшись носом к хозяйской щеке.
— Знакомые все лица!
Гринберг похлопал убогого по плечу. Тот дотронулся до неподвижного тела и пустил слюну по подбородку:
— Дымка его боится, а Дормидонтыч — нет... — После чего спохватился: — Тьфу, зараза! Наверное, теперь не отвыкну.
И торопливо утёрся.
Ефросинья Дроновна уже говорила по мобильному телефону, вызывая «Скорую помощь».
Дорога на Дельфы
