социальную категорию — ну, там, бомжа, проститутку, министра, профессора или богемного деятеля — неимоверно проще, чем какого-то определенного человека. Нужен штрих, зацепка, интересный ход, позволяющий избегать полного сходства, достигнуть которого в принципе невозможно.
Эллер задумался.
— Дело в том, что Алина хотела делать себе пластическую операцию, — произнес он. — Косметическую. Что-то связанное с формой носа и век. Можно сыграть на этом.
Она постоянно недовольна своей внешностью. Алина ведь уже делала себе операцию — в юности, лет в семнадцать, кардинально сменив имидж. Ее тогда родной отец едва узнал. А когда узнал, такую взбучку устроил, сказал, что обклеит ее квартиру портретами Майкла Джексона без грима, чтобы дочка знала, что бывает от злоупотребления пластической хирургией. Я, кстати, его видел. Правда, он был в маске, но нос у него, всем известно, выглядит как квелый заветрившийся огурец, изрядно к тому же пообкусанный.
— Пластическая операция.., гм. Да, хороший ход. Но если Алине якобы сделали пластическую операцию, то на это требуется время. Примерно недели две. Сколько она отсутствует в России?
— Да как раз две — две с половиной недели.
— Тогда все в порядке. Косметическая операция оговорена. Можно будет делать упор не на тотальное сходство, а на копирование манер, интонации, мимики, жестикуляции. А это можно сыграть.
— Я тоже так полагаю, Женя, — неожиданно просияв, сказал Эллер. — Если честно, вы еще тогда, когда я вас в Москве увидал, мне в душу запали. Причем не только тем, что так похожи на Алину.
— Ой, не говорите, что вы и в Тарасов приехали ради меня, — лукаво сказала я. — Все равно не поверю. Ну что же, Леонард Леонтьевич. Кажется, с «удивительным сходством» решили. А…
— ..Каков будет гонорар за эту роль? — подхватил мой новый клиент. — Ну, с этим проблем не будет. Сколько запросите — в разумных, конечно, пределах, — столько и получите.
— Нет, о гонораре позже. Я хотела бы поподробнее узнать, чего вы от меня хотите. Плюс основные, магистральные условия контракта.
— Что вы хотите сказать?
— Мне уже случалось изображать супругу одного из местных бизнесменов, к несчастью, покойного. Он также нанял меня подменять свою благоверную, но при этом требовал, чтобы я исполняла и супружеские обязанности — для пущего вживления в роль, так сказать. Я отказалась, он контракт разорвал. А через два дня его убили.
— Вот как? — склонив голову, спросил Эллер.
— Да.
— Печальный случай. Надеюсь, у нас с вами все будет оптимистичнее. Что касается супружеских обязанностей, то исполнять их — по желанию. Лично я ни на чем не настаиваю. — Седой ловелас снова хитренько улыбнулся в усы, словно произнеся про себя пошлую поговорку: «Да куда ты денешься, когда разденешься». — Вы просто должны изображать мою жену на людях и, что самое сложное, в семье.
— В чьей семье?
— В моей, разумеется. Точнее — в семье Алины.
— Так что… — не поняла я, — Борис Оттобальдович не знает об опасности, которая угрожает его дочери?
— Не знает, и я ка-те-го-ри-чес-ки против того, чтобы он узнал. Я сам в состоянии решить эту проблему. К тому же чем больше людей будут знать о подмене, тем больше возможности утечки информации, — заявил Эллер.
— Вы так полагаете? Но Бжезинский ее отец. К тому же он человек весьма влиятельный, со связями и на периферии, и в Москве. Конечно, я не говорю, что у него больше связей, чем у вас, но тем не менее…
— Вот вы сами все и сказали. Женя! — перебил меня клиент. — Кстати, у него не больше, а даже, напротив, намного меньше связей, чем у меня. Если уж на то пошло, буду с вами откровенен. Борис Оттобальдович меня недолюбливает. Алина — человек внушаемый. Если Борис Оттобальдович узнает, что дочери грозит какая-то опасность, то он тотчас же спишет источник этой опасности на меня и потребует развода. За тот почти год, что я женат на Алине, я его досконально изучил. Тяжелейший человек, с совершенно невыносимым характером. Ходят слухи, что один из ухажеров его дочери — еще до замужества Алины, разумеется, — был отправлен на тот свет по прямому указанию Бориса Оттобальдовича. Если старику что-то не нравится, он встает на дыбы!
'Старику… — возмутилась мысленно я. — Ты-то сам, гусь лапчатый, хоть усы и распушил и грудь выпятил, все равно уже в пенсионную категорию клонишься. Со временем, братец Леонардушка, не поспоришь.
И не таких Леонардов оно валило'.
— Я поняла вас, Леонард Леонтьевич, — сказала я вслух. — Сформулирую вопрос иначе: а кто вообще будет знать о том, что я и Алина — разные люди?
Эллер на мгновение задумался, а потом ответил:
— Я и вы. Хотя нет, постойте. Мой личный охранник Сережа Вышедкевич. Я доверяю ему, как самому себе. Вот он еще будет знать.
— Это не тот ли представительный мужчина, что встретил меня в дверях ресторана и проводил сюда? Он мне показался знакомым. Да.., ведь он, собственно, и в Москве тогда ко мне подходил. Однако внешность у него, по-моему, не самая запоминающаяся.
— Совершенно верно. Это он и есть.
Ему можно доверять полностью. Он два раза спасал мне жизнь.
— Хорошо. Но, Леонард Леонтьевич, речь сейчас идет не о вашей жизни, а о жизни вашей супруги. Кто ей угрожал, где, при каких обстоятельствах? Ну и когда это было?
Кинематографический мэтр поморщился:
— А разве это имеет значение?
— Что-о-о? Имеет ли это значение?
Представьте себе, что я должна пройти минное поле, а у вас есть схема местонахождения мин. Я прошу вас дать мне эту карту или схему, а вы говорите в ответ: «А разве это имеет значение?» Имеет, Леонард Леонтьевич, очень даже имеет, уж поверьте моему опыту! Если я буду изображать вашу супругу, я должна знать все то, что знала она, и даже сверх того. Я должна представлять себе хотя бы в самом размытом плане, откуда стоит ждать опасности.
— Честно говоря, я сам не особо знаю, кто такие люди, грозившие расправой моей супруге, — признался Эллер. — Но есть подозрение, что они — отсюда, из Тарасова.
— Почему вы так думаете?
— Потому что если бы это были московские происки, то они в первую очередь нацелились бы на меня. Все-таки я и моя супруга — несопоставимые величины.
«Ай, от скромности он не помрет! — подумала я. — Мощно задвинул, внушаи-и-ит, как говорит Хрюн Моржов».
— А тарасовские могут метить в Алину еще и из-за того, что ее отец очень большие «прихваты» имеет по городу и области.
— Вот видите! А вы не хотите ему сообщить.
— Если бы ему нужно было знать, то звонили и подкидывали бы анонимные письма не нам, а ему самому!
— Ага! — воскликнула я. — Наконец-то я от вас добилась, каким именно способом вам угрожали. Когда звонили, трубку снимала ваша супруга?
— Когда она, когда я. А однажды ей и вовсе позвонили на мобильный, а его номер знают только самые близкие люди.
— Понятно. Леонард Леонтьевич, а вот когда трубку брали вы, что вам сказали?
Тот поморщился:
— Ой, да что они могут сказать? Как в дурацком бандитском боевичке. Что-то типа «береги свою телку, а то вымя вырвем».
В общем, бессодержательная грубость. Но Алине, видно, говорили что-то более конкретное, потому
