шпионить в нашей организации. Обращение никогда не было легкой задачей, и вы это отлично знаете. К тому же вы не похожи на человека, который легко меняет убеждения, поэтому я не доверяю вам.
— Просветите меня.
— Я? Я не телепат. Зато обладаю трезвым умом и немного разбираюсь в шпионаже. Поэтому я говорю вам без обиняков: вы приехали сюда шпионить.
Мартелл глядел в ночь:
— Значит, вы отказываете?
— Вы можете найти здесь убежище на ночь. Но завтра вам придется уйти. Мне очень жаль, Мартелл, но ничего другого я не могу сделать.
Мартелл понял, что не в силах изменить решение лазариста. Тем не менее он не удивился, и не огорчился. Переход к еретикам был не очень-то ловким и продуманным ходом, и он еще до разговора предчувствовал отказ. Месяцев через шесть-семь, ответ, возможно, был бы иным.
Он оставался в стороне, пока небольшая группа миссионеров совершала вечернюю молитву. Здесь были три измененных землянина и семь венериан.
После обряда Мартелл принял участие в их скромной трапезе, состоявшей из какого-то незнакомого по вкусу мяса и кислого вина. Он сидел в компании с тремя лазаристами, которых, казалось, не смущало присутствие Мартелла. У одного из них, по имени Брадлауг, были на удивление длинные руки. Другой — Лазарус, — крепкий, плотный, с широким лицом, привлекал внимание до странности отсутствующим взглядом. У Мартелла появилось подозрение, что этот Лазарус — эспер. Заинтересовало Мартелла и его имя.
— Вы не родственник знаменитого Лазаруса? — спросил он.
— Я его племянник, но никогда не видел своего знаменитого дядюшку.
— Кажется, его никто и никогда не видел, — сказал Мартелл. — И мне иногда приходит в голову, что он не реально существующий человек, а миф.
Лица всех сидящих за столом мгновенно помрачнели. Только Мандштейн невозмутимо заметил:
— А я встречал людей, которые его знали. Говорят, он производил сильное впечатление. Ученый, большой ученый, и при том очень скромный человек. Он никогда не повышал голоса, но пользовался огромным авторитетом.
— Как и Форст, — вставил Мартелл.
— Да, пожалуй, — согласился Мандштейн. — Они оба наши руководители и пример для нас. — Он поднялся. — Спокойной ночи, братья!
Мартелл остался за столом с Брадлаугом и Лазарусом. После ухода Мандштейна воцарилась гнетущая тишина. Наконец Брадлауг поднялся и сказал:
— Я провожу вас, брат.
Комнатка была очень маленькая. В ней стояла раскладушка, стены украшали религиозные атрибуты. Большего и нельзя было ожидать от станции миссионеров. Как бы то ни было, спать здесь можно, решил Мартелл. Он помолился и закрыл глаза. Через некоторое время его одолел сон. Тонкая корочка забвения затянула черные воды неизвестности. Но вскоре эта корочка дала трещину: он услышал хриплый смех, что-то ударило в стену часовни, а когда Мартелл проснулся окончательно, то услышал рычание:
— Отдайте нам форстера!
Он сел на раскладушке. Кто-то зашевелился в соседней комнате и вошел к нему. Это был Мандштейн.
— Они целый вечер пили и веселились, а теперь пожаловали сюда, чтобы доставить нам неприятности.
— Отдайте нам форстера! — снова прокричали из темноты.
Мартелл выглянул из окна. Сначала он ничего не увидел и лишь потом в слабом свете фонаря, висевшего над входом, различил семь огромных фигур. Они, шатаясь, бродили по двору.
— Аристократы! Из высшей касты! — хмуро сказал Мандштейн. — Один из наших эсперов предупредил об этом визите час назад. Рано или поздно, это должно было случиться. Я спущусь вниз и успокою их.
— Но вас могут убить!
— Не я им нужен, — бросил Мандштейн и ушел.
Мартелл смотрел, как он выходит из дома. По сравнению с пьяными венерианами он казался карликом. Мандштейна тут же взяли в кольцо, и Мартелл устрашился расправы. Однако венериан медлили, а поза Мандштейна выражала бесстрашие. Из своей кельи Мартелл не мог слышать, о чем они говорили, по всей вероятности, миссионер уговаривал их уйти. Все семеро были вооружены, а двое или трое так пьяны, что едва держались на ногах. Между тем глаза Мартелла настолько привыкли к темноте, что он смог различать лица, искаженные злобой и внушающие страх. Пока Мандштейн что-то говорил, отчаянно жестикулируя, один из буянов поднял с земли камень весом фунтов этак в двадцать — двадцать пять и запустил им в побеленную стену миссии. Мартелл закусил губу. В этот момент до него долетели обрывки фраз:
— Отдай его нам, миссионер… Мы могли бы и со всеми вами расправиться… Пришло время душить крыс.
Мандштейн поднял вверх обе руки. Умолял ли он оставить Мартелла в живых, или просто успокаивал венериан? Мартелл собрался было молиться, но сейчас это показалось совершенно ненужным. Тем не менее он почувствовал себя спокойнее, надел голубую рясу и вышел во двор.
Еще никогда в жизни он не подходил к представителям высшей касты так близко. От них исходил какой-то козлиный запах, напомнивший Мартеллу запах зверя-колеса.
— Что вы хотите? — спросил он.
Мандштейн раскрыл рот от удивления, а потом его лицо исказил ужас.
— Идите обратно в дом! Я сам договорюсь с ними.
Один из пришельцев вытащил меч и с силой воткнул его в землю.
— Да ведь это и есть форстер! Чего же мы ждем?
Мандштейн укорил Мартелла:
— Вам не нужно было выходить. Возможно, я бы успокоил их.
— Вряд ли. Они разгромят вашу миссию, если я их не успокою. Я не имею никакого права подвергать вас такому испытанию.
— Вы наш гость, — возразил Мандштейн.
Мартеллу вовсе не хотелось пользоваться гостеприимством еретиков. Как они правильно догадались, он хотел вступить в их ряды только затем, чтобы шпионить. Это ему не удалось. Теперь он схватил Мандштейна за рукав и настойчиво сказал:
— Идите в дом.
Мандштейн пожал плечами и ушел. Мартелл видел, как он исчез в доме. После этого он опять повернулся к венерианам.
— Что вам здесь нужно? — спросил он.
Вместо ответа в лицо ему полетел плевок. Обращаясь не к нему, а к своим спутникам, венерианин сказал:
— Давайте сдерем с него шкуру и бросим тело в пруд на съедение рыбам.
— Нет! Лучше его четвертовать!
— А что, если его связать и бросить на дороге, чтобы с ним расправился зверь-колесо?
Мартелл выкрикнул:
— Я пришел сюда с миром и принес вам дар жизни. Почему вы не хотите меня выслушать? И чего вы боитесь? — Он уже понял, что это просто большие дети, которые наслаждаются жизнью и властью над другими: они рады раздавить даже муравья, чтобы показать свою силу.
— Разрешите мне поговорить с вами, — продолжал он. — Давайте сядем вон под то дерево, и я протрезвлю вас, если вы дадите мне свои руки…
— Осторожней! — вскричал один из венериан. — Он убьет нас!
