Мартелл попытался взять его руку, но тот испуганно отскочил и, чтобы доказать свою храбрость, выхватил меч. Двое других последовали его примеру и начали приближаться к Мартеллу, но тот вдруг исчез…
Яркий свет ослепил Мартелла. Мгновение назад перед ним сверкали мечи, а теперь он стоял в двух шагах от изумленного посла марсиан.
— Как вам удалось сюда войти? — спросил Вайнер.
— Я и сам хотел бы это узнать.
Мартелла охватило чувство нереальности, словно он только что видел один сон, а теперь смотрел другой.
— Это здание находится в нейтральной зоне и тщательно охраняется, — настаивал Вайнер. — Вы не могли и не имели никакого права проникать в него.
— Значит, вы считаете, что у меня нет никакого права на жизнь? — спросил Мартелл.
6
Мартелл предавался невеселым раздумьям. Не вернуться ли ему на Землю, чтобы сообщить людям из Санта-Фе о том, что он здесь увидел? Он мог попасть в научный центр, где побывал год назад. Пришел туда нормальным человеком, а вышел измененным. Он мог бы добиться аудиенции у Рейнольда Кирби и информировать седовласого старца, что среди венериан имеются обладатели таких телекинетических способностей, которые до сих пор считались нереальными. Эти люди могут обезвредить зверя-колесо, бросить обидчика в колонию плотоядных грибов или перенести человека на семь миль, и даже стены им не помеха.
В Санта-Фе должны об этом узнать. На Венере обосновались лазаристы, а планета полна телекинетиками — все это может нанести чувствительный удар по замыслам Форста. Разумеется, на Земле форстеры добились больших успехов. Они установили господство над доброй половиной планеты. Их ученые достигли того, что человек мог жить целых триста-четыреста лет. Причем без замены органов и тканей, просто за счет регенерации. Это был еще один большой шаг на пути к бессмертию. Но у Братства есть и другие цели кроме бессмертия, например полеты к недоступным пока звездам.
И вот здесь-то лазаристы их опередили. Они имели телекинетиков, которые уже сейчас могли творить чудеса. Еще несколько поколений — и они смогут посылать звездолеты в другие галактики. Если они сейчас могут перебросить человека на семь миль одной лишь силой воли, не причинив ни малейшего вреда, то что же они смогут через десять, двадцать, наконец, через сто лет?
Мартелл просто обязан сообщить обо всем этом.
Однако как ни хотел этого Мартелл, вернуться на Землю без разрешения он не мог. И не только потому, что был измененным, приспособленным к жизни на ней, и лишь на Венере, но и потому, что на его возвращение посмотрели бы как на дезертирство. И личный рапорт не поможет. Для извещения руководства Братства достаточно закодированной радиограммы. Сейчас Мартелл стремился приучить себя к мысли, что Земля для него теперь чужая планета, на которой он сможет жить, только пользуясь специальным прибором для дыхания.
Вайнер помог отослать радиограмму Кирби в Санта-Фе. Мартелл описал все как есть и выразил опасение, что лазаристы давно опередили форстеров в вопросах телекинетики и, видимо, первыми завоюют другие миры. Он остался в посольстве ждать ответа из Центра.
Ответ пришел через несколько часов. Кирби благодарил за ценную информацию и советовал не опасаться чересчур лазаристов. Ведь они тоже люди. Если они и достигнут звезд первыми, все равно это будет победа человека над косной материей. Не их победа и не наша победа, а победа всего человечества, так как это проложит путь к звездам для всех людей. В конец Кирби советовал Мартеллу задуматься над этим.
Мартелл почувствовал, что почва уходит из-под его ног. Что же такое говорит Кирби? Средства и цели безнадежно перепутаны. Неужели можно считать, что Братство победит, если Вселенную первыми откроют лазаристы? Ведь их престиж поднимется, и это сведет на нет все достижения форстеров.
В смятении стоял он перед импровизированным алтарем, который Вайнер предоставил в его распоряжение и мучительно искал ответы на свои вопросы.
Через несколько дней он вернулся к лазаристам.
7
Мартелл стоял с Кристофером Мандштейном над обрывом у озера. Сквозь легкие облака иногда просачивались лучи солнца, играя на зеркальной глади. Но не солнечные блики придавали блеск воде — все в светящемся планктоне, зеленоватое свечение которого разбивала рябь.
Водились в озере и другие организмы: под водой метались остроконечные тени с разинутыми пастями и металлически поблескивающими плавниками. Иногда из воды выскакивало какое-нибудь из этих чудовищ — метров двадцати в длину — и вновь исчезало в родной стихии.
Мандштейн задумчиво сказал:
— Не думал увидеть вас снова.
— Полагали, что со мной расправились венериане?
— Нет, я узнал, что вы укрылись в марсианском посольстве, думал, собрались на Землю. Вы же убедились, что организовать здесь форстеровскую общину — безнадежное предприятие.
— Да, убедился, — ответил Мартелл. — Но у меня на совести смерть этого юноши. Вот почему я не могу отсюда уехать. Я подбил бедного мальчика посещать часовню. Надо было прогнать его, как вы советовали. А ведь я обязан ему жизнью…
— Элвит был очень талантлив, — грустно проговорил Мандштейн, — но уж слишком дик. Он не знал ни отдыха, ни покоя. Забудьте.
— Я сделал то, что должен был сделать, — ответил Мартелл. — И мне очень больно, что все кончилось так трагически. — Он посмотрел на черную змею, которая проплыла под самой поверхностью воды. Внезапно она взмыла в воздух, схватила летящую низко над водой птицу и вновь ушла под воду.
— Я не собираюсь шпионить за вами. Я приехал сюда, чтобы войти в вашу общину.
Мандштейн наморщил лоб:
— Мы же обсуждали эту тему.
— Испытайте меня! Пусть меня просветит один из ваших эсперов. Клянусь вам, Мандштейн, я говорю искренне.
— В Санта-Фе в ваш мозг гипнотическим путем ввели определенное задание. Я знаю, что это такое: испытал на себе. Вы сами об этом не подозреваете, и если даже мы вас просветим, то все равно ничего не обнаружим. Вы же впитаете все, что узнаете о нас, а потом вернетесь в Санта-Фе. Эспер разрушит блокаду памяти и вытянет из вас все приобретенные знания.
— Нет! Это неправда!
— Вы уверены?
— Послушайте, — сказал Мартелл. — Люди из Санта-Фе ничего не делали с моим мозгом. Конечно, меня изменили. — Он показал Мандштейну свои руки. — Кожа у меня голубая. А функции организма — это кошмар. У меня есть жабры. Но венериане не признают меня своим, а представлять здесь форстеров я не могу, потому что местное население ненавидит их. Вот я решил присоединиться к вам. Понятно?
— Да, но это ничего не меняет. Я по-прежнему уверен, что вы — шпион!
— Но я же вам говорю…
— Не волнуйтесь, — перебил его лазарист. — Шпион, так шпион. Что от этого меняется? Вы можете остаться и работать вместе с нами. Вы будете связующим звеном между форстерами и нами. Именно это нам и нужно.
