Хранитель Мечей. Одиночество мага. Том 1

Сильвия знала ответ. Или, по крайней мере, ей казалось, что она знает. И на лице её всякий раз, стоило ей об этом подумать, появлялась более чем нехорошая усмешка.

«Хитёр Архимаг, да я ещё хитрее», – шептала она себе.

Она не сомневалась, что Архимаг отправил её на верную смерть.

Оно и неудивительно – никто не должен знать, что почтеннейший мессир Архимаг Долины, господин Игнациус Коппер, высокоучёный чародей, самый сильный из ныне живущих мастеров волшебства, непререкаемый авторитет для всех без исключения обитателей Долины, слабейший из которых играючи заткнул бы за пояс десяток-другой лучших волшебников Радуги, – никто не должен был знать, что Игнациус Коппер, словно самый обычный воровской главарь, отдаёт приказ своей подручной убрать слишком много себе позволившую Хюммель.

Сильвии казалось, что она понимает всё. И Архимага, и его план. Столкнуть Сильвию с Кларой, и тогда… тогда возможно всё, что угодно. Ну, например, взорвутся разом все три артефакта, испепеляя и убийцу и её жертву. Это первое, что приходило в голову Сильвии. И уже хотя бы поэтому не следовало столь уж безоглядно доверять вручённым ей Игнациусом вещам.

Сильвия хорошо помнила брезгливую неприязнь на лице Игнациуса, отвращение и чуть ли не ненависть, которые Архимаг даже не считал нужным прятать. Конечно, кто она для него – выскочка, наглый и беспринципный подросток из ничем не примечательного мирка, где каким-то чудом оказались созданы Алмазный и Деревянный Мечи, артефакты непредставимой мощи, несказанно превзошедшей даже самые смелые ожидания своих создателей. Конечно, никакого дома в Долине ей не видать как своих ушей. После того как она выполнит задание, за её жизнь никто не даст и ломаного гроша. За ней начнётся охота почище, чем за Кларой. И уцелеть шансов почти не останется. Не останется, если только ей не удастся воплотить задуманное.

Разумеется, Сильвия не была бы Сильвией, своенравной внучкой Главы мельинского Красного Ордена, если бы не начала придумывать свой собственный план в тот самый миг, как переступила порог дома Игнациуса в бестревожной Долине.

…Она решительно спрятала все три данных Игнациусом артефакта. Метнула быстрый взгляд на жуткого вида фламберг. Подвести может всё, что угодно. Это подвести не должно.

На то, чтобы спрятать в ветвях запорошенной снегом ели кожаную сумку-зепь с дарами Архимага, ушло совсем немного времени. Сильвия усмехнулась, легко махнула фламбергом – меч послушно исчез, словно его никогда и не было.

Девушка двинулась прочь сквозь густую чащу – туда, где ухо тренированной чародейки уловило отзвук колокольчиков под дугами катящих по надёжному зимнику саней.

Сильвия шла к дороге. Оттуда она повернёт на Эгест. Клара Хюммель ничего не узнает о её приближении, точнее, узнает, когда будет уже поздно что-либо предпринимать.

Глава 3 Мекамп. Ветер раздувает пламя

Нельзя сказать, что Фесс покинул Дренданн с лёгким сердцем. Он понимал, что вновь нарушил завет Сфайрата – поступил не как некромант. Правильный Чёрный маг, исходя из принципа меньшего зла, просто стёр бы селение половинчиков-хейсаров с лица земли, заплатив их муками и кровью долг Великой Шестёрке. Тем более что карать воинственный народец было за что. Работорговля в самом отвратительном своём виде – чего же вам ещё? Уж во всяком случае, к достопочтенному голове точно следовало бы применить кой-чего из богатого Фессова арсенала ритуальных мучительств…

Ты не сделал этого, некромант. И теперь ты вновь идёшь по чужому следу, чувствуя эманации страха, боли и мучений, идёшь в бой почти что безоружным – ты не можешь воззвать ко Тьме Древней, и ты не можешь почерпнуть сил у той, что позаимствовала у этой древней Тьмы имя. Ты уже используешь и стихийную магию, и даже эльфийское волшебство, так справедливо ли именоваться некромантом? Тем более что ты оставляешь в забвении главный принцип твоей магии. Что, ну что ты сумеешь сделать с охраной каравана, в которой наверняка идут не просто пентюхи-охранники, а маги-инквизиторы? Или ты рассчитываешь на свой меч, на вернувшуюся память как Фесса, так и Кэра Лаэды?..

Он презрительно скривился. Да, Чёрному магу противопоказаны чрезмерные жалость и чувствительность. Его долг – жертвовать собой, своей совестью и честью, своим добрым именем, запятнав его «злодействами» (тем же, к примеру, ритуальным мучительством), чтобы остальные, простые смертные, могли бы спать спокойно. В этом высший смысл некромантии Эвиала – разумеется, до той лишь поры, покуда она служила именно другим, а не себе самой.

Значит, Даэнур плохо учил тебя, – подумал Фесс. – Значит, придётся действовать не только и не столько некроманту по имени Неясыть, сколько воину Серой Лиги Фессу и рождённому в Долине потомственному магу Кэру Лаэде, пусть даже и не получившему диплома Академии за подписью господина Архимага Игнациуса Коппера.

Правда, на прощание дренданнский голова снабдил некроманта всем необходимым; лошадей у хейсаров не нашлось, и Фесс вёл за собой низкорослого мохнатого пони, навьюченного тюками с провизией. Согласно уверениям Фирио, должно было хватить чуть ли не до самого Салладора.

Пробираться пришлось бездорожьем, через мокрые лесистые холмы. Пару раз попадались другие селения половинчиков, Фесс заходил в них, всякий раз вызывая чрезвычайный переполох.

Но на сей раз Фесс уже ничего не искал и ни до чего не допытывался. В первой же деревне – Глеммлире – он как-то сразу почувствовал исходящую из неприметного погреба эманацию страха, боли и безнадёжной мольбы. Прежде чем невысоклики успели опомниться, странный пришелец одним ударом своей глефы срубил с дверей преотличный замок эбинской работы и откинул тяжёлую дубовую створку.

Это была тюрьма, самая настоящая тюрьма, где незадолго до того томились пленницы. О нет, конечно, их не пытали, от этого дорогостоящий живой товар потерял бы в цене, но держали скованными, в кандалах и ошейниках, ржавые цепи от которых тянулись ко вбитым в стенки кольцам.

Справедливости ради следует заметить, что ничего подобного в Дренданне Фесс так и не обнаружил.

– Чей погреб? – выбравшись наружу, спросил Фесс у толпы. Спросил самым обычным голосом, как ему показалось – без всякой угрозы, однако ответом ему стало лишь угрюмое молчание да скрип натягиваемых луков. Здешние обитатели явно не были расположены ни к шуткам, ни к переговорам.

– Эту штуку я уничтожу, – спокойно сообщил некромант толпе. – И знайте, не бросите этот промысел – пеняйте на себя. Я предупредил.

Тетивы так и остались натянутыми.

Некромант стоял, не пригибаясь, одно остриё глефы смотрит в землю, другое – в серые небеса, но отчего-то никто не усомнился, что в случае надобности эти лезвия проложат Чёрному магу дорогу сквозь любую толпу и даже сквозь летящие стрелы.

Фесс с наслаждением разнёс злосчастный погреб по брёвнышку – вот где пригодились пусть и начальные познания в стихийной магии Земли. Чёрные губы сомкнулись, размалывая в мелкую крошку стены погреба, и миг спустя с отвращением словно бы выплюнули остатки. Очистительный огонь довершил остальное.

Самым трудным оказалось не дрогнуть и не скорчиться от жестокой боли отката уже после того, как заклятье было сплетено. Обитатели Глеммлира молча и мрачно следили за незваным гостем; а гость, не теряя ни секунды, направился прямиком на погост, где начался такой ужас, что не выдержали даже самые крепкие духом.

Некромант рыскал из стороны в сторону, словно охотничий пёс, то замирая, то вновь принимаясь мерить кладбище широким шагом. Потом он долго возился, что-то вычерчивая на земле, – а затем вдруг воткнул в землю свою глефу и взялся за странного вида широкий меч, явно слишком для него тяжёлый.

…Фесс не собирался повторять собственных ошибок. На сей раз он и не надеялся покончить с неупокоенностью одним широким взмахом. Нет, вовсе нет. Его заклятье, гептаграмма, действовало куда слабее, но зато выдёргивало неупокоенных из могил не всех сразу, а по одному.

И тогда в дело вступал гномий фальчион.

Зомби некромант рубил с каким-то непонятным остервенением, словно беря реванш за поражение в Дренданне, опять же нарушая одну из краеугольных заповедей своего магического ремесла: не допускать, чтобы волшебником овладевали какие бы то ни было чувства. Неупокоенных не следовало ненавидеть или бояться – это только прибавляло сил бестиям. Однако у Фесса сохранять это безразличие в последнее время никак не получалось. Особенно после того, как к нему вернулась память.

И он рубил. Тяжесть меча, собственное хриплое дыхание, боль в перенатруженных мышцах и связках – всё это словно бы говорило ему: «Ты живой и настоящий. Ты способен чувствовать, ты не просто „истребитель“, ты – человек. Пока ещё человек… пока ещё человек!»

…И хотя с него градом катился пот, одежда промокла чуть ли не насквозь – с глеммлирского погоста он уходил победителем. Заклятье подняло неупокоенных, меч и посох помогли покончить с ними, а затем, уже безбоязненно, некромант вытянул из могильной земли и рассеял ту Силу, что заставила вновь открыться раз закрывшиеся глаза мертвецов. Это заняло почти весь день, до темноты – но, когда он покидал деревню, в спину ему уже не смотрели острые наконечники стрел и дротиков.

Ему указали, куда двинулся салладорский караван с пленницами. Указали не слишком охотно, но не запираясь. Правда, не оставалось у Фесса и иллюзий, что ему удалось завязать дружбу с глеммлирскими обитателями.

Холмы постепенно отступали, место лесов занимали степи, длинный залив степного моря достигал здесь берегов моря настоящего; здесь властвовал Мекамп, некогда просто союз разбойничьих шаек, со временем тем не менее превратившийся во вполне респектабельное королевство, признанное даже чванливым Салладором.

Здесь всегда жил лихой народ, знавший не только с какого конца браться за меч, но и как наполнять свои сундуки. В Мекампе не было крепостной зависимости, сеньор обязан был защищать пахарей от разорительных набегов степняков с востока, за что получал оговоренную законом пятину, обладал правом суда, но только когда к нему обращались сами тяжущиеся. И никакой торговли людьми, никакого «права первой ночи» и тому подобного, чем изобиловала повседневная жизнь считавшихся более «цивилизованными» земель.

Раньше, говорят, жизнь в Мекампе была куда вольготнее, чем, скажем, в том же Эгесте, не говоря уж об Эбинской Империи. Так было, пока не набрала полную силу Святая Инквизиция, нашедшая в королях Мекампа верных сподвижников – недаром говорят, что раскаявшийся разбойник вдвое больше поклонов кладёт.

У святых братьев в Мекампе появилось несколько хорошо укреплённых оплотов. По всей стране запылали костры – с корнем искоренялась ересь, ведь здесь, на востоке, многие, говорят, до сих пор верили в старых богов, благость коих, по несказанной милости своей, признавал даже Спаситель.

Но потом – как следствие «грехов бесчисленных» – наступило Время Тьмы. И мёртвые стали пробуждаться ко второй жизни – каковое пробуждение стоило очень и очень многим живым их первой и единственной настоящей жизни…