дома, который она унаследовала вместе с кузенами.
Монда никто не опознал. Ему и в голову не пришло, что если начались розыски, значит, ключа от сейфа оказалось недостаточно и необходимо его присутствие или по крайней мере подпись.
— Она богата?
Говорили об Императрице.
— Состояние у нее немаленькое. Еще несколько лет назад цифра исчислялась в несколько десятков миллионов. Она американка, американская еврейка, дочь швейного магната. Была замужем четыре или пять раз. Жила везде понемногу. Была, между прочим, и женой русского князя, почему ее и прозвали Императрицей.
— А другая?
Дезире отвернулся, посмотрел в зал: он все еще побаивался внимательного взгляда инспектора.
— Француженка из довольно хорошей семьи. Разведенная. Тоже всего хлебнула. Была чернорабочей, когда ее встретила Императрица.
— Вы арестовали ее?
— За что? Здесь замешаны и мужчины. Персонал гостиницы не болтлив, но иногда, по вечерам, они приглашали к себе мужчин. Кого точно — никто не знает. Подбирали их неизвестно где. Служащие всегда удивлялись, встречая их на лестнице. Предпочитали ничего не замечать, вы же понимаете.
Бывший нотариус прекрасно все понимал.
— Вчера утром, часов в десять, служанка спустилась вниз, чтобы узнать номер телефона врача. Когда тот приехал. Императрица была уже мертва, а ее подруга, еще под воздействием наркотика, видимо, ничего не соображала.
— Ваше здоровье!
— Ваше!.. Обстоятельства заставили меня прийти к вам. Мы пытаемся узнать, откуда морфин. За зиму это уже второй случай.
— Я же сказал вам…
— Помню, помню.
— Еще сигару? Возьмите несколько. Они недурны.
Инспектор не возражал, сунул сигары в карман пиджака, взял шляпу.
— Можете выйти здесь.
Дверь служебной лестницы скрипнула. Хозяин повернул выключатель и ждал, когда полицейский спустится вниз, чтобы выключить свет. Вернувшись, он разровнял сигары в коробке.
— Пять, Дезире.
— Записано, мсье.
И Дезире протянул карандаш, чтобы хозяин подписал накладную в отрывной книжке.
— Так еще и в историю влипнешь!
Г-н Додвен направился в зал к г-ну Рене, и они зашептались о чем-то возле выхода.
Жюли, подняв глаза к небу, положила ногу на ногу и подергивала левой, показывая Дезире, как ей все надоело. Влетел, словно ветер, официант, схватил две пустые бутылки от шампанского в корзине под столом.
— Воспользуюсь, пока те, кто потрезвее, в туалете.
Посетителей ослепляли огни. Весь трюк видели только танцовщицы. Две бутылки присоединились к уже выпитому клиентами, и Дезире спокойно поставил два маленьких крестика у себя в книге.
Он задавался вопросом, что же станет с его бывшей женой. Когда она была совсем юной девушкой, родители из-за ее ангельского вида называли ее Бебе. Императрица, разумеется, не оставила ей денег. Такие женщины никогда не думают о завещании.
Теперь он ничуть не сердился на Терезу. Но и не прощал. Надо ли?
— Счет на девятый столик! — прокричал в приоткрытую дверь метрдотель.
Посетители с девятого столика уходили, все шло к концу. Девушка-гардеробщица ждала с вещами позади клиентов. Молоденькая, свежая, в черном блестящем платье, с темно-красной лентой в волосах — ну прямо куколка, игрушка! — она была невестой парня-колбасника, но г-н Рене вынудил ее спать с ним. Дезире подозревал, что девушка спит и с хозяином, но она была такая скрытная, что узнать правду не представлялось возможным.
В зале двигали стулья, суетились; официанты, убирая со столиков, допивали из бутылок остатки, все что-то ели. — Налейте мне, господин Рене!
Тот подал Жюли бокал — ей хотелось пить.
— Весь вечер промучилась! Надела сегодня новые туфли — еле на ногах стою.
Она сняла маленькие золотистые туфельки, взяла расхожие, стоявшие у газовой плиты.
Дезире снимал кассу; через площадку, направляясь к выходу, шли игроки. Люди солидные, одни мужчины, в основном коммерсанты из Ниццы, они по своему положению не имели права посещать игровые залы казино. Расставаясь, они пожимали друг другу руки, словно конторские служащие после работы.
— Идешь, Дезире?
Шарлотта жила вместе с ними в гостинице. Уже рассвело, город был пуст. В море белели рыбачьи лодки с красно-зелеными бортиками.
— Правда, что Императрица умерла?
Дезире шел посередине. На углу улицы они машинально остановились перед маленьким, только что открывшимся баром. От кипятильника, который надраивал хозяин в синем переднике, вкусно пахло.
— Три кофе.
В глазах у них чуть рябило. Во рту был всегда какой-то привкус. А женщины, обе в вечерних платьях под пальто, несли с собой запах ночного кабаре. И все трое чувствовали особую опустошенность, свойственную таким, как они, — не в теле, а скорее в голове.
Они пошли дальше. Дверь «Жерлиса» всю ночь оставалась приоткрытой.
Жалюзи пивной еще были опущены.
Поднимались медленно. Жюли жила на третьем этаже, комната Шарлотты находилась на пятом, а Дезире по-прежнему снимал мансарду.
На площадке они остановились попрощаться. Ничуть не смущаясь, без ложного стыда перед подругой. Жюли взглянула на мужчину:
— Зайдешь?
Иногда такое случалось. Он отказался — не хотелось — и продолжал подниматься.
— Хорошая девушка, — сказала Шарлотта. — Шикарная!
Он согласился.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он медленно поднимался. Как-то раз, на улице Балю, он точно так же поднимался вечером к себе в комнату; тогда он шел один, а его жена, уже вторая, ждала его. И вдруг, невольно, не задумываясь, словно по необходимости, он остановился, сел, усталый, на ступеньки, просто так, без всяких мыслей, потом, услышав какую-то возню-мышь за перегородкой, покраснел, встал и пошел дальше.
Он добрался до своей комнаты, открыл ключом дверь, снова запер ее и начал раздеваться, глядя на красные крыши, которые громоздились друг над другом в утреннем солнце.
Глава 7
Черные прутья железной кровати напоминали по форме спинки стульев на Елисейских полях или в Булонском лесу. Дезире лежал под скатом потолка.
Окно оставалось открытым. На карнизе ссорились птицы, грузовики, приехавшие издалека, с шумом двигались в глубине улиц, стекаясь к цветочному рынку; звуки так отчетливо разносились в почти невесомом воздухе, что, казалось, сейчас в лицо пахнет грудами мимоз и гвоздик.
