— Да. С некоторых пор.
Рассказывать было слишком долго да и неинтересно. Он уже жалел, что подошел к ней. Он предполагал совсем другое: просто хотел узнать, где она живет, и послать ей немного денег. Во-первых, он зарабатывает, во-вторых, кое-что осталось от тех денег, что были у него с собой во время кражи.
Она смущалась еще больше него и еле сдерживалась, чтобы не сказать ему «вы». «Ты» все-таки приходило, но от этого «ты» оба чувствовали себя так, словно оказались голыми друг при друге.
— Извольте, господа… Какое вино?
Розовые креветки, серо-желтые устрицы, вино, которое им принесли, его аромат напомнили Монду другой ресторан-ту четырехэтажную марсельскую кормушку.
Сколько воды утекло после Парижа! Монд коснулся стола, чтобы ощутить контакт с реальностью. А Тереза губами, которые старил грим, пролепетала:
— Много настрадался?
— Нет. Не знаю. Я не понимал…
Она все больше удивлялась, и ее глаза маленькой постаревшей девочки с шелушащимися щеками расширялись в искреннем вопросе.
Понимает ли он теперь? Может быть, это она и хотела сказать? Вряд ли.
Однако перед ней был другой человек. Он тоже потускнел. Щеки его одрябли, как у всех толстяков, которые внезапно похудели. Под жилетом, на животе, образовалась пустота.
— Ешь, — сказал он.
Он догадался, что она голодна и со вчерашнего дня бродит по улицам без денег, хотя по ней это незаметно: даже легкое пальто не помят о. Видимо, она зашла куда-нибудь, скорее всего в казино, где ее знали, и бармен предложил ей пересидеть там ночь.
Тереза ела, стараясь жевать медленно.
И тогда она вдруг сказала:
— Если бы ты знал, как мне больно видеть тебя таким!
Она жалела его, считала несчастным. Лоб ее снова покрылся мелкими складками.
— Как же это случилось?
Он так пристально смотрел на нее, что забыл ответить. Стыдливо, чуть ли не боясь быть услышанной, она добавила:
— Неужели из-за меня?
— Нет. Ничего страшного, уверяю тебя. Я счастлив.
— Я думала, ты снова женился.
— Да.
— А что твоя жена?
— Я сам ушел. Разве это важно?
Официант поставил перед ними жирное, остро пахнущее блюдо потрохов.
Она не усмотрела в этом ничего особенного, ей хотелось есть, но г-н Монд лишь с трудом проглотил кусочек.
— Со мной случилось несчастье, — прошептала она, словно извиняясь за то, что так голодна.
— Знаю.
— Откуда? Вдруг ее осенило:
— Ты из полиции?
Он не засмеялся, даже не улыбнулся ее ошибке. Действительно, в непритязательном костюме он походил на скромного полицейского чиновника.
— Нет, и все-таки я в курсе твоей истории. Я разыскиваю тебя с самого утра.
— Меня?
— Я заходил в «Плаццу».
Она вздрогнула.
— Они так злобствовали, — призналась она.
— Да.
— Обошлись со мной, как с воровкой.
— Знаю.
— Забрали все, что было в сумочке, оставили только двадцать франков.
— Где ты спала?
— Нигде.
Зря он заговорил об этом: она больше не могла есть — уже перехватило горло.
— Выпей!
— Я все думаю, что ты здесь делаешь?
— Работаю. Мне надоела моя прежняя жизнь.
— Бедный Норбер!
Г-н Монд вдруг похолодел. Не надо ей было говорить это таким глупо-растроганным голосом. Он сурово взглянул на нее. Рассердился. Они провели вместе едва ли минут пятнадцать, ну полчаса, не больше, как она уже все свела на уровень своего женского разумения.
— Ешь, — приказал он.
О, он хорошо понимал ход ее мыслей. Непроизвольно она вновь сделала себя центром мира. Даже ее виноватый вид доказывал одно — она уверена, что причина всего — в ней. И в глубине, в самой глубине души, под маской сокрушенности она наверняка радуется своему триумфу.
А ведь это она заставила его страдать от ее ухода. И ему пришлось опять жениться, создавать семью, но счастья он так и не нашел.
Как ему хотелось, чтобы она замолчала! Как ему хотелось теперь уйти, оставив ей еды, денег на еду, на первое устройство.
— Она злая?
И он ответил раздраженно:
— Нет.
— Ты это говоришь так…
Между ними повисла тишина; Тереза продолжала есть без охоты, без аппетита.
— Официант! — позвал он.
— Слушаю.
— Кофе, пожалуйста.
— А десерт?
— Только даме, мне не надо.
Все было так, словно она что-то испачкала. Она сама это хорошо почувствовала и прошептала:
— Прости меня.
— За что?
— Я снова ляпнула глупость, да? Ты всегда упрекал меня за то, что я говорю глупости.
— Ладно тебе.
— Если бы ты знал, как я потрясена! Видеть тебя в таком состоянии! Я — другое дело. И потом, я уже давно к этому привыкла. Мне не впервые оказываться в трудном положении. Но ты!
— Не надо обо мне.
— Прости.
— Полиция требует, чтобы ты оставалась в Ницце?
— Откуда ты знаешь? Да, пока расследование не закончится. И еще какие-то формальности.
Он достал из кармана бумажник и покраснел от своего жеста. Тем хуже!
Ну и пусть. Он убедился, что официант, стоявший у дверей ресторана, на них не смотрит.
— Тебе надо где-то устроиться.
— Норбер…
— Возьми.
Глаза ее были полны слез, но они не текли, а только стояли между век, не находя выхода.
— Ты причиняешь мне боль.
