юбка из железных полос, поножи и поручни, броня до кончиков пальцев. Однако гордость не позволила ему опустить забрало, да и обычай бы нарушить он не посмел бы тоже: народ должен видеть лицо своего повелителя. Торжествующий взгляд, брошенный на Клавдия, стал роковым: остроотточенный нож, которым, случалось, проконсул брился в походах, вошёл Брагге прямо под глазное яблоко, и барон опрокинулся, гремя бесполезным железом.
Легаты дружно вскочили, спина к спине и плечо к плечу, мечи выставлены; сжавшись ощетинившимся ежом, они бросились прямо на оторопевших свитских.
Ничтожный шанс выжить сохранится, только если они покончат с магами.
О наплечник Скаррона звякнул стальной дрот – серые тоже опомнились.
Второй убийца оказался поудачливее – остриё задело шею Публия, однако командир Одиннадцатого легиона только дёрнулся.
Клавдий видел перекошенные лица магов, их мечущиеся руки, вскинувшиеся посохи, и знал, что чародеи не успевают. На долю мгновения, но запаздывают, и потому он…
Гай принял гладиусом молодецкий взмах баронского меча, левая рука с кинжалом мелькнула над щитом, тонкое лезвие вонзилось прямо в глазную прорезь глухого шлема; Сципион плечо в плечо сшибся с ещё одним свитским, смертельно рискуя – помогли опыт и быстрота, нобиль пошатнулся, и легат страшным прямым ударом пробил кольчатый хауберк.
Товарищи прикрыли его, Клавдий оказался лицом к лицу с обоими магами. Он знал – ещё половина удара сердца, и воздух за его спиной вспыхнет испепеляющим пламенем; метательный нож остался торчать из-под глаза рухнувшего Брагги, и проконсул левой рукой выхватил длинный кинжал – в легионах эта мода держалась не один век, после отгремевших войн с Дану, мастеров изящного обоеручного фехтования.
Со всех сторон уже валом валили бароны, кто-то выл, орал и вопил. Толпа смяла даже серых, а чародеи безнадёжно опаздывали.
…Гладиус в руке проконсула надвое перерубил посох; волшебник отшатнулся, тратя последнее отпущенное ему мгновение, чтобы завершить заклинание. Легионерский меч вошёл тому в живот, и Клавдий провернул клинок в ране.
В этот миг воздух за спиной проконсула вспыхнул. Именно так, как он и ожидал.
Его швырнуло вперёд, прямо на баронские эстоки и бастарды. Рядом оказался Скаррон, плащ легата пылал за плечами, левая рука окрасилась алым; командир Девятого Железного легиона грудью принял размашистый удар, но доспехи выдержали, а его гладиус взял ещё одну жизнь.
…Второго мага зарубил Гай. Зарубил, но оказавшийся совсем близко серый тоже не промахнулся; легат схватился за горло и рухнул, захлёбываясь кровью.
…Обожжённый до полной неузнаваемости Сципион вцепился в убийцу, вгоняя пол-локтя стали тому под рёбра – удача серого кончилась.
…Публий отбивался сразу от троих баронов, отбил раз, другой и третий, а потом, не щадя себя, рванулся в ближний бой, коротким и толстым мечом пробив нагрудную кирасу с гордо распялившим крылья золотистым орлом. Пробил – и сам свалился от удара сзади.
…Проконсулу Клавдию больше не было жарко. Он видел мелькание вражьей стали, парировал выпады и не думал о том, как выжить. Об этом они все достаточно рассуждали прежде.
Ещё три шага.
Взрыв.
Прямо перед ними мостовая разлетелась, словно в неё ударил чудовищный молот. Площадь окутали клубы дыма, и трое легатов, подхватив израненных Гая с Публием, слепо бросились в полыхающий жаром пролом.
…Нет, они не могли поступить иначе. Тоннель проходил слишком далеко от ступеней, и, взорви легионеры крышку, маги вкупе с серыми успели бы прикрыть Браггу.
…Клавдий упал на мягкое, вскочил – вокруг уже поднимались острия пилумов, Девятый Железный легион был готов отомстить за своего командира.
Нет, не зря, не зря он, Клавдий, столько раз сопровождал молодого Императора в его ночных вылазках по мельинским катакомбам! Вот и пригодилось.
Чьи-то руки тащили проконсула в черноту тоннеля, кто-то выкрикивал команды, защёлкали арбалеты, заставляя убраться самых смелых или же самых безрассудных нобилей; дело сделано, осталось вывести легионы прочь из города, предоставив Конгрегации рвать саму себя на части в поисках нового претендента на престол. Атаковать баронов? – нет, в городе когортам всё-таки тесно, куда лучше выманить тяжёлую рыцарскую конницу в поле и дать бой, как на Ягодной гряде.
Накатила запоздавшая боль, и проконсул бессильно обмяк на руках подоспевших лекарей.
– Я им этого не приказывал, – медленно проговорил Император, опуская руку со свитком. – Я не приказывал моим лучшим командирам идти на верную смерть!
Серебряные Латы и отряд гномов шли обратно на юг. Вдоль Разлома, как и прежде. Однако теперь белая хмарь в чудовищной трещине бушевала, словно море в яростную бурю, волны кидались на скалистые берега, брызги так и летели в разные стороны – однако под ними ничего не оживало.
Император старался держать голову по-прежнему высоко. Войско должно быть уверено – повелитель точно знает, как следует поступить.
Им оставалось только одно – возвращаться обратно, в Мельин. Без победы и без надежды.
– Однако они пошли, – буркнула Сежес. Волшебница оправилась поразительно быстро, но сейчас на бледном лице заиграла пара чахоточно-алых пятен. – Решили, что в этом их долг перед повелителем!.. И что в результате?..
– Результат не так уж и плох, – вставила Сеамни. – Брагга убит. Среди баронов неизбежна распря. Легионы вырвались из мельинской ловушки. Потери… терпимы. Один только Гай. Сципион, как докладывает проконсул, ранен, но выживет.
– Нет, дочь Дану, – чародейка не отвела взгляда. – Это лишь на первый взгляд. Бароны поняли, что пощады не будет. Что переговоры и данное слово – это лишь видимость, а на самом деле сторонники повелителя и не подумают сдержать обещание. Конгрегация теперь станет драться насмерть.
– Можно подумать, они до этого помышляли о сдаче, – парировала Сеамни.
– Нет, но среди них нашлись бы умеренные, те, кто не думал о смене династии, и вполне удовлетворился бы некими вольностями.
– Их бы ничто не удовлетворило, – неожиданно произнёс капитан Вольных. Кер-Тинор говорил редко, но весомо. – Уступку и готовность договориться они воспринимают только и исключительно как слабость. Немногих разумных, неохотно примкнувших к восстанию, заставили бы замолчать, перекричали, облили презрением, заклеймили бы трусами.
– Хватит об этом, – поморщился Император. – Сделанного не воротишь. Легионы отступают к югу, как явствует из донесения Клавдия. Нам ничего не остаётся, как со всем мыслимым поспешанием двигаться им навстречу. Им предстоит продержаться до нашего возвращения.
– Баронам, и главное Радуге, сейчас будет не до них, – посулила Сеамни. – Разлом бушует. Что-то дальше?..
– Вот именно, – холодно кивнул Император. – Что дальше? Наша надежда рухнула. Великая Пирамида оказалась блефом.
– Н-не совсем, – запнувшись, вдруг возразила Сежес. – После того как камень взорвался, я-я чувствую… что-то новое…
– У тебя прибавилось силы, чародейка, – невозмутимо заметила Сеамни. – Для глаз Дану это так же очевидно, как для человеческих – цвет твоего платья.
– А у меня? – не сдержался Император.
– У тебя – нет. Ты не маг, никогда им не был. Но… – Дану тоже заколебалась, – что-то… изменилось. Да, точно. Изменилось. Не знаю только, что…
– Кровь-то, она, как прежде, бежит, – проворчал нахмуренный и злой Баламут.
Кровь и впрямь сочилась каплями, собиралась на костяшках, тяжёлыми рябиновыми бусинами срывалась вниз; но прежняя слабость прошла, Император чувствовал себя даже лучше, чем до того, как нанёс роковой удар.
– Кровь новая, – Сежес бросила на него взгляд знатока. – Только что народившаяся, из костей вышедшая. Ой! – Она вдруг зажала ладонью рот. – Да что ж это я такое несу?! Откуда ж я такое взяла?!
– А ты меня внимательнее слушай, – съязвила Сеамни. Но глаза её вспыхнули, и на Императора она взглянула как-то совершенно по-иному – надеется, что теперь выживет? Пусть с кровью, постоянно текущей по левой руке, но – живой?
Однако какое это имеет значение, если не остановить Разлом?!
А как его останавливать? Магия крови, как советуют Сеамни и Сежес? Но Клавдий доносит, что Радуга уже прибегла к человеческим жертвоприношениям. Зарезанных детей кидают в скирды, словно обмолоченные снопы.
Меньшее зло, да, Император? Меньшее зло? Сколько же детей умрёт на жертвенниках, чтобы только сдержать козлоногих, не пропустить их дальше?
Руки сами норовили подняться, стиснуть раскалывающуюся от тревоги голову. Он заставил их не шевелиться.
Поражение. Разгром. Несмотря на все одержанные победы, взятые или разрушенные пирамиды, их перебитых стражей, лопнувший кристалл… Уповать больше не на что. Разве что…
– Вытрясти всё, что они знают, – вслух закончил Император, сжимая правый кулак.
– Из кого, повелитель? – оживился Баламут. – Вытрясти – это мы, гномы, очень даже могём!
– Молчал бы, – фыркнула Сежес. – Тоже мне, палач-дознаватель нашёлся, а сам пленному и пузо не вскроет!..
– Кто не вскроет? Я не вскрою? – возмутился гном. – Да я, государыня моя, чтобы ты только знала…
– Хватит, – остановила их Сеамни. – Давай я угадаю. Вытрясти всё, что знает Всебесцветный Нерг?
Сежес, Баламут и даже Кер-Тинор разом вытаращили глаза.
– Дочь Дану, – осторожно проговорила чародейка, – мы, Радуга, пробовали, и не раз. Разумеется, мы не ходили походами на их цитадель, но можешь не сомневаться…
– Серая Лига отказалась даже слушать о том, чтобы проникнуть в главную башню Всебесцветных, – напомнил Вольный. – Ни за какие деньги.
– То есть Нерг непобедим, их твердыня – неприступна? – глаза Императора опасно сузились. Все остальные собеседники слишком хорошо знали, что за этим может последовать.
– Можно сказать и так, – осторожно начала Сежес, – что никто и никогда
– А если мы –
– Но, повелитель – зачем? – простонал Баламут. – Что это нам даст? Мы шли сюда, чтобы схватиться с тварями Разлома. Так и случилось, но открывшие его гады оказались хитрее. Из нашего мира эту напасть так просто не избыть! Я имею в виду, если оставаться только в нашем мире…
– Ты совершенно прав, гноме, – медленно ответил правитель Мельина. – Из нашего мира его не избыть. Но я хочу знать,
