испуганно замотали головами.
— С ума сошел, Циркач? Им же закон запрещает. Давненько ты с мусульманами не общался.
А вообще я очень скоро почувствовал, что эти ребята задних мыслей не имеют. Они вообще не пытались следить за нами и явно не собирались втыкать жучков нам в одежду или в салон «Юкона», они выполняли одну единственную задачу — доставить нас к Ахману целыми и невредимыми. И в какой-то момент я подумал: с уголовниками приятнее работать, чем со спецслужбами: всё как-то честнее и проще.
В общем, я не мудря и не прячась, подошел к открытой водительской дверце новенького джипа и довольно долго инструктировал ребят, вкратце изложив им для начала, с какой радости нас вызывают. А суть инструкции заключалась в том, что при малейшей нештатной обстановке, при малейшем тревожном сигнале с моей стороны, Пиндрик должен был дергать назад в Москву и далее действовать вместе со Шкипером по обстановке и по рекомендациям дяди Воши. Циркачу же вменялось в обязанность подстраховывать нас с Филом как транспортом, так и огнем, если, не дай Бог, придется.
Но не пришлось подстраховывать вообще. Точнее пришлось, но позже.
Так всегда бывает: всего не предусмотришь.
В дороге мы болтали на отвлеченные темы и слушали радио. Смертный приговор Аджалану комментировался на всех каналах, но сообщений о терактах пока не поступало. Лидеры КРП выжидали. Интересно, чего? Вдруг я понял. Или, точнее будет сказать, почувствовал. Они ждали, пока мы встретимся с Ахманом и обо всем договоримся. Наверняка Ахман был не последним человеком в КРП. Наверняка и нам отводилась не последняя роль во всей этой истории. Ну, ни фига себе! Куда нас только не втравливали за последние годы!
И вот опять от моего решения зависят жизни сотен, если не тысяч, людей.
Внезапное осознание этого навалилось на плечи тяжестью вещмешка, загруженного по полной программе. И Фил, как видно, думал о том же.
— Послушайте, но ведь ваши за Аджалана обещали взорвать весь мир к чертовой бабушке!
Ответ был на удивление взвешенным:
— Правильно говоришь — за Аджалана. Но не против. Апо пока жив. Решение суда будет пересмотрено, и его выпустят. А если прямо сейчас начинать войну… У поганых турков нервы тоже не железные, они могут дослать в патронник роковой патрон, не дождавшись объявленных сроков.
Меня немножечко отпустило.
«Ну ладно, — подумал я, — значит, не все от меня зависит».
Скорость не выше сотни напрягала нас только на коротком участке от кольцевой до Загорска, то бишь до Сергиева Посада, на прекрасном участке трассы, сделанном, как говорят, ещё при советской власти для иностранцев — типичная показуха того времени. Дальше шоссе делалось узким, его забивали грузовики и дачники, мотающиеся в наше время туда-сюда не только по выходным — в общем, разогнаться все равно негде.
А в Ярославле ждал сюрприз, который, впрочем, легко было предвидеть. На объездной дороге нас встретил обшарпанный микроавтобус «Додж-Караван» с абсолютно глухими задними окнами, забранными стальным листом, как у банковского броневичка. Из кабины вышел заросший до глаз бородою относительно молодой человек и, подойдя к ближе, представился:
— Джемиль.
Я посмотрел на него с сомнением. Наслушавшись радиосводок, я теперь знал, что Джемиль — это второй человек в партии после Аджалана.
Бородатый понял:
— Я не тот Джемиль, я просто в честь него назван.
— Как ты можешь быть в честь него назван, когда ты ему почти ровесник? — удивился я.
— Мое настоящее имя Файзитулла. Джемиль — это прозвище.
— Крошка, — представился я, наконец. — А мое настоящее имя здесь никому не нужно.
С официальной частью было покончено и мы перешли к делу.
Нам предлагалось следовать дальше в закрытой машине, потому что дорогу на секретный объект, кроме членов партии, не должен был знать никто. Все звучало логично. Я только подумал: «Неужели и в ФСБ дороги туда не знают? Или в этом ведомстве тоже служат члены курдской рабочей партии?» Однако с ФСБ можно было разобраться и попозже.
Первоочередной задачей представлялось решение судьбы нашего нового «Юкона». Наивные или наоборот слишком хитрые курды предложили отогнать машину в город на охраняемую стоянку, врубить сигнализацию на всякий случай и всем четверым ехать с ними дальше. Нелепость такого варианта была очевидна. Я только думал, кого оставить с «Юконом» — Пиндрика, Циркача, или обоих.
— Оставляй двоих, — подвел черту Фил. — На переговорах втроем делать нечего, а поскольку неизвестно, сколько мы там проторчим, нехорошо надолго одного человека с новой машиной оставлять.
Это была, конечно, выдуманная причина, но Фил удачно сформулировал, так что всем, включая грозного Джемиля, показалось убедительно. Собственно, Ахману был нужен только я. Какие могли быть возражения? Ясно, что к нашему «Юкону» они попытаются кого-то приставить, и в такой ситуации двое тоже лучше, чем один.
— Ждите нас здесь, — сказал я ребятам. — Или… дадим знать.
Я вложил в последнюю фразу максимум второго смысла, и Циркач понял. Мы кое-что обсуждали на подобный случай заранее. Да и технику кое-какую заготовили. Дядя Воша снабдил нас пеленгатором и миниатюрным датчиком к нему, чтобы друг друга не теряли.
Ну а пока ехали в закрытом кузове, я пытался по известной методике считать секунды от поворота до поворота и записывать цифры в памяти. Если потом помножить все эти отрезки на приблизительную среднюю скорость и сесть над картой Ярославской губернии, можно, в сущности, вычислить, куда мы ехали. Кто знает, может, и понадобится. Пеленгатор — вещь хорошая, но любая техника иногда не срабатывает. А старый дедовский метод…
Правда, с нами в темноте ехали двое, и они то ли нарочно, то ли случайно невероятно мешали мне, отвлекая разговорами, а ещё периодически чиркали спичками и курили дрянные сигареты. Фил присоединялся к этому богомерзкому занятию, и на каком-то этапе я попросил открыть хоть что-нибудь — иначе сдохну от удушья. Открыли лючок в крыше. Странно, почему раньше нельзя было этого сделать? Не стану же я в самом деле подпрыгивать и высовывать туда голову, и перископа у меня с собой нет.
А ехали долго, я начал сильно путаться, и пользуясь светом, лившимся из люка, внаглую достал блокнот и записал цифры, которые пока ещё не забыл. Сопровождавшим не пришло в голову, что я занимаюсь чем-то предосудительным, но один все-таки спросил довольно неожиданно:
— Стихи, что ли, сочиняешь?
— Почти, — сказал я, — тезисы. Серьезный разговор предстоит. Чтобы ничего не забыть, вот планчик для себя составляю. Привычка.
— А-а, — протянул парень, и вновь утратил ко мне интерес.
В полутьме, да ещё когда трясет, цифры, записанные буквами, действительно от стихов не отличить.
Наконец, часа через полтора, машина остановилась. Нам позволили выйти, и я решил, что это конечная точка маршрута.
Странно выглядел их секретный объект. Небольшой поселок крайне убогого вида, с хрущевскими пятиэтажками, с жухлой травой по краям разбитого асфальта, с кривыми чахлыми яблоньками в садах. По улице двигались неопрятные угрюмые женщины, брели, покачиваясь, пьяные мужички, стояли тут и там ржавые трактора, другая уборочная техника — то ли действующая, то ли давно умершая. В пыли копошились грязные ребятишки и лохматые низкорослые собаки. Джемиль стоял, озираясь в ожидании.
— Это и есть секретный объект? — поинтересовался я.
— Нет, это поселок, который его обслуживает. Неподалеку от объекта. Название поселка вам ни к чему.
«Твою мать! — подумал я. — Кто ж так работает? Считай, что я уже выяснил, и название этого
