(«Угощайся, дорогой товарищ!»), почти без паузы предложил немного прогуляться.
От коньяка Кедр, кстати, совершенно обалдел, заявив, что в такой день, в такое время и в такой обстановке не время наслаждаться «Луи XIII-м», что писатели вообще все пижоны и сибариты, а я не рискнул рассказывать, откуда взялся этот диковинный напиток. Раз уж такие подозрения начались… Мог ли я сказать самому себе с уверенностью, что на всех этажах нашего замечательного дома уже не понаставили жучков? Конечно, не мог. А дурацкий случай на Адлергештель мог быть связан напрямую с визитом Кедра, и зачем же, скажите, так подставляться?
В общем, ещё через пять минут мы вышли на свежий воздух и между крыльцом и стеною гаража я тихо спросил:
— Неужели все настолько серьезно?
— Более чем, — ответил Кедр.
— В таком случае айда на шлюзы, — предложил я.
— А машина у тебя в порядке? — поинтересовался Женька, вложив максимум подтекста и в этот вопрос.
И тут я вспомнил, что машины у меня нет совсем. Я же приехал домой на электричке, а Белка вернется только к вечеру.
— Пойдем до шлюзов пешком, дорога приятная, а там вообще дивное место! Я просто обязан тебе его показать!
— Прекрасная идея, — буркнул Кедр, — особенно, если учесть, что на улице дождь.
— Ерунда, — возразил я, — у меня зонтик есть. И вообще, оттуда возьмем такси — здесь-то все равно никто не ездит — и махнем к тебе в отель.
— А ты уверен, что я остановился в отеле? — спросил Жуков.
— Тогда где же? — обалдел я.
— Вообще нигде, нет у нас времени, брат, останавливаться. Всегда в движении, понимаешь…
— «Старость меня дома не застанет — я в дороге, я в пути!» — исполнил я, подражая голосу Владимира Трошина. — Врешь ты все, в костюме берлинского мусорщика из другой страны не прилетают.
— А я переоделся в клозете аэропорта Тегель…
Вот такой чудесный, очень содержательный диалог, если не сказать дуэт мы и вели, покуда петляли меж домов поселка, но это была уже явная перестраховка: видимой слежки за нами не наблюдалось, а направленные микрофоны, бьющие на сто метров и дальше — это уже явная экзотика.
— Ну, и в чем же дело? — поинтересовался, наконец, я, когда всякое жилье осталось позади и мы бодро зашагали по идущей через парк пустынной Годберзенштрассе.
— Они нашли твой тайник, — сообщил Кедр бесцветным голосом.
— Какой тайник? — обалдел я.
— Тот самый.
Господи! Но это же полный бред. Тайник в действительности был не мой, а малинский, сконструированный в его квартире чуть ли не пятнадцать лет назад, ну, в общем, сразу же, как Сергей возглавил российский филиал службы ИКС. На черта он был ему нужен — этот шкафчик в сортире — не понятно. Там отдыхали какие-то тетрадки Малина с его юношескими виршами, размышлениями, черновиками переводов, а также пара шифровальных блокнотов сомнительной актуальности и один деловой ежедневник. Именно в нем Кедр и обнаружил предсмертное стихотворение Ясеня в те страшные августовские дни. До сих пор не понимаю, как это у профессиональных чекистов хватило ума, изучив весь набор чудаковатых бумаг, положить их обратно практически в полном объеме? Только шифровальные блокноты пунктуально сдали в архив по описи. Остальное не тронули, словно сакральные символы, погруженные в своего рода гробницу. «Все-таки в нашей доблестной службе по преимуществу состоят шизики, а не контрразведчики», — подумалось в очередной раз.
Дальше было ещё интереснее. Как известно, в «своей» квартире, прожил я меньше недели. Но Верба сразу показала мне, где именно Сережа хранил самые интимные рукописи и документы. Я тут же заявил: «Значит, теперь там будут лежать мои наиболее интимные рукописи и документы». Татьяна не возражала (дурак дурака видит издалека), и я торжественно упрятал под хитрый гэбэшный замок с тонкой электронной начинкой свою недописанную повесть студенческих лет, дневниковые записи и стихи — все самое трепетное, что было посвящено Маше Чистяковой. А малинское хозяйство, дерзнув потревожить святыню, переселил в ящик письменного стола. «Слушай, — сказала тогда Верба, — не третируй меня больше этим. Ладно? Кажется, мы уже обсудили с тобой все, что касалось моей подруги Машки». «Все, да не все, — возразил я, — нам ещё предстоит съездить в Шамони, и подняться на Монблан.» «Хорошо, — сказала Татьяна, она читала мою незавершенную рукопись, и прекрасно понимала, о чем идет речь. — Только не сейчас».
Этот разговор происходил в самом конце декабря девяносто пятого. Все вокруг рушилось на глазах, нас обложили, нас отстреливали по одному, а Дедушка Базотти, впавший в маразм, был уже не столько защитой, сколько обузой — в общем, самое время устраивать прогулку на альпийский курорт… Потом московский период моей жизни резко оборвался. Багамы, Неаполь, Колорадо, Майами, Женева, Берлин…
И вдруг появляется Кедр и объявляет, что в моей бывшей квартире найден тайник и это полнейший атас.
— Ну, извини, друг, ну, некогда мне было по сортирам лазить, когда за нами через весь город спецназ гонялся, и Тополь увозил в Шереметьево на бэтере. Малинские документы мы с Вербой, помню, успели в сумки упаковать — кто, знает, что ещё в них могло обнаружиться, — а уж мои полудетские литературные опусы, извини, бросил где попало.
— Не где попало, — поправил Женька, — а оставил в специальном тайнике, организованном по высшему разряду.
— И что из этого? — спросил я.
— А то, что когда подобные тайники вскрывают люди, не имеющие ключа, в данном случае нынешний обитатель твоей квартиры, сигнализация пищит очень громко. Так, что слышно становится в весьма солидных кабинетах. На нашей любимой Лубянке этой музыкой насладились по полной программе.
Я прикусил язык. Как же мне не пришла в голову такая элементарная вещь? Полюбопытствовал:
— И когда?
— Ровно две недели назад.
— Это много.
— Еще бы! — Кедр усмехнулся.
— И что же успели сделать наши друзья из ФСБ.?
— Ну, сначала они, конечно, хотели выехать немедленно и разобраться во всем на месте. Выехали. Но, слава Богу, в команде были не лохи какие-нибудь, а настоящие профи, они-то и заметили за твоей квартирой очень серьезную наружку. Наружка оказалась мафиозной, но режиссировали бывшие коллеги из Седьмого главного управления — по почерку ребята узнавались на раз, а справки навести недолго. Ну, фээсбэшники и затаились, конечно, а пока расставляли посты, аккуратненько так расставляли — просто блестящая работа, доложу я тебе, — наткнулись на профессионалов ещё покруче: выяснилось, что эту же квартиру, то есть малинскую бывшую хату в Лушином переулке пасет не кто-нибудь а спецотдел внутренней контрразведки ГРУ. Этих никто бы в жизни не заметил, если б не специальная система отработки точек наблюдения, которую лет пятьдесят назад, так уж вышло, готовили для КГБ и ГРУ одни и те же люди. В общем, комитет там увяз. Доклады пошли на уровне министров, лидеров думских фракций и паханов на зонах.
— Шутишь? — спросил я с ноткой надежды в голосе.
— Нисколько, — обрезал Женька. — Говорю совершенно серьезно. Нет времени шутить, если ты тут в своем Берлине перестал понимать, что в России иной пахан зоны поважнее министра юстиции будет, так я тебя, дармоеда, в Урюпинск переселю.
— Виноват, исправлюсь, гражданин начальник, — рапортовал я и удостоился ещё одного
