— Не смотрите на меня так свирепо, — сказал он, по-прежнему хрипло. — Если я немного потерял голову, то в этом не только моя вина, Зоуи.
Я надеялась услышать более нежные слова. И поскольку он их не произнес, я холодно сказала:
— Вам лучше уйти, Уэйлин.
Я вернулась в дом с твердым намерением быть на чердаке в семь часов утра и начать поиски без Уэйлина. А когда он приедет в девять, попросить Бродаган или мама подняться к нам наверх. Это заставит его держаться в рамках.
Я села в свое кресло возле лампы и взяла томик стихов, еще раз мысленно переживая нашу встречу в саду. Интересно, какой был бы вид у миссис Монро, если бы она знала, чему я так улыбаюсь. Носить чепчики! Как бы не так! Скорее, я буду носить бриллиантовую диадему. Горячие объятия в саду говорят о том, что Уэйлин ко мне очень неравнодушен, и я непременно добьюсь, чтобы все закончилось так, как положено.
Глава 20
Несмотря на свои благие намерения, я так и не смогла обыскать чемоданы на чердаке к приезду Уэйлина. Ночью у Бродаган был очередной приступ зубной боли, а когда это случается, ее стоны слышны в Шотландии и даже в Уэльсе. Сам Морфей не смог бы сомкнуть глаз под эти стоны. Слуги бегали туда-сюда и приносили ей то гвоздичное масло и камфару, то настойку Мирриса и ладанный бальзам, то бренди — ничего не помогало. Когда стало ясно, что это ее «большая» зубная боль, в отличие от «малой», для которой достаточно прополоскать зуб бренди, я поняла, что настала моя очередь выполнить свой долг.
В два часа ночи я вылезла из кровати и спустилась вниз, чтобы приготовить ей посеет с настойкой опия, чтобы бедняга могла заснуть. Утром я постараюсь настоять, чтобы злосчастный зуб, наконец, удалили. Стептоу пришел на кухню, чтобы спросить, в чем дело. На нем был роскошный щегольский халат из зеленого шелка с золотым орнаментом на поясе, на кармане вышит герб. Наверняка подарок Пакенхэмов или Уэйлина.
Я сказала Стептоу о беде Бродаган. Он помешал в печи тлеющие угли, и мы быстро вскипятили молоко.
Молока хватило на две чашки, и я взяла кастрюльку, чтобы самой выпить вторую чашку, но только без опия. Добавив несколько капель лекарства в молоко Бродаган, я пошла наверх. Бродаган лежала, приложив к щеке горячий кирпич, закутанная в теплое стеганое одеяло. Без головного убора, с лицом, сморщенным от боли, она выглядела не более грозной, чем Мэри, которая суетилась вокруг нее, разогревая второй кирпич в камине, чтобы заменить остывший.
— О горе мне, — вздохнула Бродаган. — Я этот зуб больше ни одного дня во рту не оставлю, миледи, хоть меня озолоти.
— Я приготовила вам посеет, Бродаган. Вот, выпейте. Это поможет вам уснуть хоть ненадолго. Завтра вам надо, наконец, удалить этот испорченный зуб.
Во время приступов она всегда соглашалась с этим, но, как только боль чуть утихала, меняла свое решение и заявляла, что если бы Господь хотел, чтобы она пережевывала пищу деснами, то не дал бы ей зубы.
— Я наберусь храбрости, и на этот раз его вырву, даже если мне конец придет после этого, — простонала она. — За что только Господь послал мне такое наказание? Ведь за всю свою жизнь я и мухи не обидела.
При каждом упоминании имени Всевышнего Мэри набожно крестилась. Все наши слуги — баптисты.
Бродаган вздохнула и стала маленькими глотками пить свой посеет.
— Приляг и вздремни немного, если сможешь, Мэри, — сказала она слабым голосом. — Потому что завтра вся работа на кухне свалится на твои плечи.
Мэри была непреклонна.
— Эта девочка — сущий ангел небесный, миледи. Она не оставит меня в моем несчастье, даже если камни посыпятся с неба.
— Выпейте все до конца, — сказала я, поддерживая чашку, пока она не опустела.
— Вы можете быть свободны, Мэри. Я посижу с Бродаган, пока она не уснет.
Мэри переменила остывший кирпич и, наконец, ушла. Бродаган уснула. Я налила себе чашку поссета и пошла в свою комнату. Горячее молоко само по себе хорошее снотворное, и вскоре я крепко спала, как и Бродаган.
Вот почему утром я проснулась только около девяти. Я как раз входила в гостиную, чтобы позавтракать, когда появился Уэйлин. Его глаза весело блестели, видно было, что он отлично выспался. Я пристально посмотрела на него, в надежде прочитать в его глазах что-то, предназначавшееся лично для меня, и мне показалось, что я заметила нечто, похожее на восхищение.
— Борсини занят портретом мама, — сказал он. — Ему очень хотелось знать, куда я еду. Я сказал, что у меня важное дело, и он решил, что я поехал в Альдершот.
Я с трудом подавила зевок. Уэйлин посмотрел на меня с беспокойством:
— Вы плохо выглядите, Зоуи. Уж не провели ли вы всю ночь на чердаке?
— Нет, лечила зуб Бродаган.
— Примите мои соболезнования. Я знаю, что это такое. Ирландская зубная боль как ирландские поминки — больше звуков и ярости, чем действий. Я обратил внимание, что Стептоу встает поздновато. Дверь мне открыл не он.
Это меня совсем не удивило. Когда Мэри принесла кофе, я попросила ее сказать Стептоу, что хочу поговорить с ним.
Мэри удивленно заморгала.
— Так он же уехал, миледи. Мы подумали, что вы его уволили, потому что в его комнате пусто, он забрал свои вещи. Бродаган сказала, что если бы она не была одной ногой в могиле, то встала бы и заплясала от радости.
— Как! Стэптоу уехал! — я была поражена.
Мы с Уэйлином вскочили, как ужаленные.
— Он уехал, мисс. Но я посчитала серебро. По-моему, он ничего не взял… кроме свечей. Из кухни пропали все свечи.
— Черт побери, он нашел! — воскликнул Уэйлин.
— Я ведь просила Бродаган запереть двери на чердак.
Мэри смотрела на нас, как на сумасшедших. Я послала ее проверить, как себя чувствует Бродаган, и она ушла. Не сговариваясь, мы с Уэйлином бросились наверх. Дверь на чердак была распахнута настежь. Мы буквально взлетели по узкой лестнице и увидели перед собой картину полного разорения. Все чемоданы дяди Барри валялись посередине комнаты, их содержимое вывернуто, как попало. Подкладки у пиджаков были разорваны. Вокруг чемоданов были расставлены свечи. Все это придавало комнате какой-то загадочный вид. Свечи догорели почти до конца, значит, он жег их долго, но, по крайней мере, хоть погасил, когда уходил. Я беспомощно вздохнула, а Уэйлин произнес несколько слов, которые не услышишь в церкви.
— А я только подумала, что Стептоу становится похожим на человека, — я еще раз вздохнула. — Сегодня ночью он так усердно помогал мне, когда я готовила посеет для Бродаган. Как это я не догадалась, что он неспроста не спал в два часа ночи. Как он забрался сюда? Ведь Бродаган заперла дверь, а ключ только у нее.
Я подняла с пола разорванный пиджак и увидела под ним связку ключей Бродаган с медным трилистником, который она носит, как талисман, на счастье.
— Как ему удалось добраться до ее ключей? Они же были в комнате Бродаган, — и тут я поняла его хитрость. — Он знал, что я готовлю для нее посеет с настойкой опия, вошел в комнату и стащил ключи в то время, как она крепко спала. Уж не добавил ли он несколько капель опия мне в молоко, поэтому я так
