крепко спала? Но я не сказала об этом Уэйлину. — Вы говорите, Борсини все еще в Парэме?
— Да, и Стептоу к нему не приходил, потому что я организовал круглосуточную слежку за Борсини. Вчера вечером он не отлучался из дома.
— Может быть, они встретились сейчас? Поезжайте в Парэм. Вы можете поймать их с поличным.
— Если они встретились, я узнаю об этом. Я же говорю, за Борсини следят.
— По крайней мере, мы избавились от Стептоу раз и навсегда. У него не хватит наглости появиться здесь после этого, — я кивнула на разбросанные вещи.
Уэйлин предложил:
— Давайте осмотрим его комнату. Он мог оставить что-нибудь, что поможет нам догадаться, куда он уехал.
Я провела его в комнату Стептоу. Тот, видно, очень спешил, собираясь, потому чти оставил кое-что из одежды. Мы все тщательно осмотрели в поисках улик, но он, конечно, был очень осторожен, и мы ничего не обнаружили, кроме табачных крошек в карманах.
— Вчера ночью на нем было вот это, — сказала я, поднимая зеленый халат, который был в спешке брошен на кровать. — Настоящий павлин! Интересно, где он его стащил?
— Павлин? — произнес Уэйлин обиженно. Он поднял халат и осмотрел его. — Он сказал моему лакею, что халат запачкали жиром, когда отнесли гладить. Я расспрошу об этом лакея, — он нахмурился, глядя на халат.
— Может быть, он немного безвкусный, — повторил он сконфуженно. — Это из-за золотистой отделки.
— Давайте пойдем вниз и выпьем кофе. Я как раз собиралась завтракать, когда вы пришли.
Мы спустились вниз и застали мама за столом.
— Мэри сказала мне про Стептоу. Вы нашли в его комнате что-нибудь интересное? Мы рассказали ей о налете Стептоу на чердак и, не упоминая имени дяди Барри, о том, что Стептоу и Борсини, кажется, что-то замышляют.
— Меня шокирует Борсини, — огорченно сказала мама. — Он всегда казался таким приятным, если не считать того, что он иностранец. Я никак не могу привыкнуть к тому, что меня называли «signora Баррон». Вы говорите, Стептоу хотел продать эту вещь Борсини?
— За сто фунтов.
— И это вещь, которую можно спрятать за подкладку пиджака? По-видимому, это листок бумаги, — сказала мама. — Что бы это могло быть? Может, документ или письмо? Не сомневаюсь, это что-то, порочащее бедного Борсини. Стептоу мог послать ему эту бумагу в письме.
Уэйлин со звоном поставил свою чашку и вскочил.
— Вы правы. И почту могут принести в любой момент. Я должен уйти.
Я подумала, что Стептоу вряд ли расстанется с этой вещью, не получив сначала в руки сто фунтов, но Уэйлин уже выскочил из дома. Мама и я остались обсудить случившееся. Я не говорила с полной откровенностью, потому что не хотела, чтобы она узнала о моих подозрениях относительно дяди Барри. Мы подумали, не послать ли за констеблем. Но, так как Стептоу ничего не украл и даже удрал, не получив жалованье за месяц, мы, по правде говоря, не могли предъявить ему никаких претензий.
— Что бы он там ни замышлял, мы, слава Богу, от него навсегда отделались, — заключила мама.
Следующее важное дело, которое нам предстояло — спровадить Бродаган к зубному врачу. Боль утихла, и она совсем не была настроена расставаться со своим зубом, но, в конце концов, мы ее уговорили.
— Я пойду с вами, Бродаган, — предложила мама. — Вы не будете одна во время этой пытки.
Я уже было приготовилась к неприятной миссии сопровождать Бродаган и удивилась тому, что мама так энергично взялась за это неприятное дело. Но вскоре я все поняла.
— Ты знаешь, что сказать констеблю, когда Уэйлин арестует Борсини, — сказала мама. — Он непременно приедет сюда и будет задавать разные вопросы, ведь вы с Борсини были такими друзьями. Будет лучше, если именно ты займешься этим. Ведь ты знаешь, как с ними разговаривать.
Я чувствовала, что заключила выгодную сделку. Мне было легче справиться с разъяренным львом, чем с Бродаган у зубного врача. В честь такого торжественного случая та надела свеженакрахмаленную митру. На плечах у нее была необъятная черная накидка, несмотря на то, что было достаточно тепло.
Опираясь на руку мама с одной стороны и Мэри — с другой, она со стонами прошествовала по коридору, остановилась в дверях и оглядела все прощальным взглядом.
— На случай, если я больше не увижу вас, миледи, лучше я попрощаюсь с вами сейчас, — торжественно произнесла она, обращаясь ко мне. — Для меня было большой честью служить у вас.
Я обняла ее на прощание, а Мэри сказала бодрым голосом:
— Вы и оглянуться не успеете, как снова будете дома и думать забудете об этом дурном зубе, и сердце ваше будет петь, как пташка.
— Как пташка? — повторила Бродаган. — Надеюсь, эта пташка вознесет меня на небо.
— Вот, пожалуйста, выпейте хоть глоток вашего лекарства, — сказала Мэри, подавая ей маленькую бутылочку бренди, которую захватила с собой, чтобы подбодрить Бродаган во время ее тяжкого испытания.
Теперь, когда в доме не было ни Стептоу, ни Бродаган, ни мама, ни Мэри, ни кучера Рафферти, я осталась в доме только с мальчиком Джейми, который обычно помогает на конюшне. Нужно было попросить мама позвать одну из девочек Кофлинов, чтобы помочь по дому. Они живут поблизости и по утрам работают на ферме, но всегда рады Немного подзаработать. Но я забыла, и пришлось позвать Джейми. Теперь Джейми складывал грязную посуду в таз и, похоже, неплохо справлялся со своим делом, поэтому я решила уйти в гостиную, приготовившись к роли дворецкого. Чтобы не сидеть без дела, можно заняться рисованием, и я пошла в студию за альбомом и карандашами. Дверь на мансарду была приоткрыта. Стептоу! Если он испортил что-нибудь в моей студии, я вызову констебля. Я быстро взбежала по лестнице.
В комнате все было цело. Солнечный свет, потоками лившийся из окон, отражался от светлых стен. Нельзя было пожаловаться на недостаток света, совсем наоборот. Два мольберта, ящик с красками, кисти — все уже принесли в студию. Маляры сняли свой брезент и открыли старый персидский ковер, который нужно было убрать. Я не могла свернуть его одна, но могла измерить комнату, чтобы узнать, сколько линолеума нужно для пола. Я с минуту постояла, решая, какой цвет будет лучше. Может быть, более темный, чтобы не видны были капли краски и глаз мог отдохнуть от ярких стен и окон.
Хотя зимой в окна будет смотреть мрачное серое небо… Очень захотелось посоветоваться с Борсини. Мне будет недоставать моего старого друга и наставника. Я не могла поверить, что он заодно с этим негодяем Стептоу. Я была бы рада узнать, что он действительно сын дяди Барри, но тогда при чем здесь Стептоу? Какую роль мог он играть в этой романтической истории?
Стоя в тишине мансарды, я вдруг услышала внизу тихие крадущиеся шаги по коридору. Это не были легкие шаги мальчишки Джейми, это были шаги взрослого человека, Он шел крадучись, как будто не имел права находиться здесь. У меня сердце ушло в пятки от страха. Я ведь была одна в доме. Только далеко внизу, на кухне, был Джейми. Скорее всего, он не слышал, как вошел этот человек, иначе предупредил бы меня. Этот гость пришел без приглашения. Стептоу… или кто-то еще хуже, кто-то чужой, злоумышленник, недобрый человек, который рассчитывает, что в доме никого нет, и пришел чем-нибудь поживиться. Когда он увидит меня, то может от неожиданности потерять голову и напасть.
Тихие шаги доносились из коридора. Я слышала, как открылась дверь, шаги послышались ближе. Мне показалось, что они остановились возле моей спальни. Через минуту шаги возобновились. Теперь этот человек шел быстрее и направлялся к лестнице, ведущей в мансарду. Я присела за комод, а тот человек, тем временем, быстро поднимался по лестнице, отбросив всякую осторожность, как будто бы уверен, что загнал меня здесь в угол. Мое сердце бешено колотилось. Под рукой у меня не было ничего, что могло бы послужить для защиты.
— Зоуи! Зоуи! — позвал встревоженный голос. Это был Уэйлин!
Я выпрямилась. Мой страх сменился гневом.
