Не нужно думать, что со времен маскарада жизни Джо грозила опасность, однако большого дружелюбия со стороны окружающих он тоже не встречал. Поэтому рад был сообщить Консервному Ряду добрую весть. К Фауне весть прибыла вместе с утренним кофе и печеньем «хворост».
К восьми часам о букете знали и в Королевской ночлежке; в кафе «Ла Ида» ранние посетители смаковали новость вместе с коктейлем из виски и лимонного сока.
Лучшие места для зрителей были, конечно же, в Комнате досуга, окна которой выходили на пустырь. За шторой стоял Мак, уминая Фаунин «хворост». Девушки в своих самых нарядных шелковых халатах сидели у окон. Бекки была в красных сафьяновых туфлях, украшенных страусовыми перьями. В восемь тридцать зрители услышали, как скрипнула дверца бойлера, замахали руками друг на друга — тише!
Сюзи, на четвереньках, высунула голову наружу и тут же уткнулась носом в величественное цветочное подношение. Долго, долго смотрела на букет, потом взяла его в охапку вместе с банкой и втащила внутрь. Железная дверца захлопнулась.
В девять Сюзи вылезла из бойлера и направилась скорым шагом в сторону Монтерея. В девять тридцать вернулась, скрылась в бойлере, а спустя мгновение показалась снова, толкая впереди себя чемодан. Публика впала в крайнее разочарование, но ненадолго, потому что Сюзи подошла к парадной двери «Медвежьего стяга» и позвонила. Фауна мигом разогнала девочек по спальням, выпихнула Мака с черного хода и только потом отворила дверь Сюзи.
Сюзи спросила;
— Можно помыться у вас в ванной?
— Конечно.
Через час, когда плесканье в ванной смолкло, Фауна постучалась:
— Золотко, тебе случайно не дать туалетной воды?
— Да, спасибо.
Спустя несколько минут Сюзи появилась из ванной, чистая и сияющая.
— Хочешь кофе? — спросила Фауна.
— Хочу, но я ужасно тороплюсь. Спасибо за ванну. Нет ничего на свете лучше хорошей сидячей ванны…
Из-за шторы Фауна наблюдала, как Сюзи влезла обратно в бойлер. Фауна удалилась в свой кабинет, накорябала записку и послала ее с Джо Элегантом в Западную биологическую. В записке говорилось: «Она сегодня не работает».
35. В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ КОМИЛЬФО
Док разложил на койке свою лучшую одежду. На стираных защитных брюках какие-то белесые пятна — кислота, что ли? Белая рубашка желта от времени. А старый твидовый пиджак! Оказывается, локти протерлись до дыр! Галстук, в котором был в тот памятный вечер у Сынка, весь в чем-то липком… Док порылся в чемодане, отыскал на самом дне черный офицерский галстук… Первый раз в жизни собственная одежда была ему не по душе. «Но это же глупость!» —сказал себе Док и тут же прибавил: «Что делать, значит, я глупец…» Размышляя о своем гардеробе и вообще о своей жизни, он начал приходить к выводу, что и то и другое в равной мере нелепы. Но нелепее всего страх — да, да, страх — с каким он думает о предстоящем деле.
Док обратился к гремучим змеям — змеи высунули раздвоенные язычки, внимательно слушая.
— Вы только посмотрите на этого дурака! — Док показал на себя пальцем. — Считается, человек в полном рассудке. Вроде бы даже неглупый, коэффициент умственного развития — 182. Окончил университет, имеет ученую степень. Неплохо подкован в своей области, да и в других не профан. Так вот, этот человек отправляется с визитом к девушке, которая живет в бойлере, несет ей в подарок коробку конфет. И что вы думаете? Он сам не свой от страха! Чего же он боится, спросите вы? Я вам отвечу. Он боится, что не сумеет снискать благоволение этой девушки. Он трепещет перед нею. Отлично знает, что смешон, но, право, ему вовсе не до смеха…
Глаза змей пытливо смотрели на Дока — или это только чудилось?
— И главное, — продолжал Док, — ничего тут не попишешь. Говорят, тело помнит ампутированную конечность. Вот так и я помню эту девушку. Лишившись ее, я лишился цельности и полнокровности. Да, когда она была со мной, я жил действительно полнокровно. Конечно, она не паинька, но даже когда мы с ней воевали, она все равно была моей неотъемлемой частью. Тогда я не понимал, насколько это важно, задним умом крепок… Кстати, я реалист, я знаю, что если все же ее заполучу, то жить с ней будет ох как трудно — еще десять раз пожалею, что вообще ее встретил. Но я знаю и другое. Если я ее упущу, то уже никогда не обрету цельность. Буду жить бесцветно и до конца своих дней скорбеть об этой утраченной девушке. Вы, рептилии, существа благоразумные, вы скажете: «Зачем торопиться? Так ли она хороша? Будто нет в море рыбки получше?» Но это вы так потому говорите, что ваше сердце не затронуто. А по мне, не только нет рыбки получше, но вообще она единственная рыбка в море. Море без нее пусто. Так и зарубите себе на носу!»
Док разделся, встал под душ и терся мочалкой, пока кожа не покраснела, не засаднила. Зубы чистил так усердно, что из десен пошла кровь. Потом набросился с ножницами на изъеденные формалином руки: обкорнал ногти чуть не до мяса; яростно расчесал давно не стриженную голову; выбрился так тщательно, что щеки занялись огнем. И вот наконец он был готов, но нарочно оттягивал свой выход.
Щемило не только под ложечкой, но и во всей груди — прямо-таки не вздохнуть. Сейчас бы добрый глоток виски, подумал Док. Но нет, Сюзи учует запах, догадается, что принял для храбрости. Интересно, она тоже боится? Этого никогда не узнать: женщины скрывают чувства лучше, чем мужчины. Господи, какой же я дурак. Так не годится, нельзя так волноваться, голос будет дрожать… И все это, подумать только, из-за какой-то… Нет, не смей ее охаивать! Она не виновата, что ты слаб духом. И не забывай, что это ты идешь к ней, а не она к тебе. Кстати, почему я говорю «ты»? Не «ты», а «я». Боюсь, что ли, этого «я»?..
Вдруг Док понял, что делать. Он подошел к полке с пластинками, отыскал «Искусство фуги». Уж если от этой великой музыки дух мой не укрепится, подумал он, значит, и вправду можно складывать оружие… Он сидел не шевелясь; а Бах сотворил мир, населил, обустроил, а потом восстал против него — и погиб… Когда оборвалась четверная фуга, подобно жизни своего создателя, на середине фразы, к Доку уже вернулась твердость духа. «Бах сражался отчаянно! — сказал он себе. — Его смерть не была поражением. Если б он остался в живых, он бы и дальше вел свою немыслимую борьбу».
— Постойте, дайте мне подумать еще! — крикнул Док неизвестно кому. — Очень важная мысль! Чем привлек меня Бах? Чего я так жажду? Я жажду рыцарского духа. Чем, как не им, славен человек? — Он внезапно остановился, словно что-то наступило ему на сердце, потом сказал перехваченным голосом:— Господи, как же я не понял? Куда смотрели мои глаза? Восхищаюсь Бахом, а сам не понял главного… Старине Баху было еще не так трудно: у него был талант, семья, друзья. У всех нас что-нибудь да есть. А вот что есть у Сюзи? Что есть у Сюзи, кроме душевной стойкости? Это ее единственное оружие в таком жестоком, таком сложном мире. Но видит Бог, победа будет за ней! Иначе вся человеческая жизнь вообще не имеет смысла…
«А что это такое, победа? — спросил себя Док. — Знаю ли я?» И тут же ответил: «Да, знаю. Если человек не потерпел поражения, это и есть победа!»
И тут же он высек себя за то, что принижал Сюзи.
— Надо же, благородный рыцарь! Спасать собрался, как будто она без меня не проживет. Нет, это я без нее захирею, сгину! В ней мое спасение. Только Сюзи может вернуть мне цельность!
Он больше не чувствовал себя глупцом: в походе к Сюзи глубокий смысл.
— Пока! — сказал он змеям. — Пожелайте мне ни пуха ни пера!
Он встал, взял коробку конфет, молодцевато спустился с крыльца Западной биологической и перешел улицу. Он знал, что из каждого окна следят за ним любопытные глава. Ну и пусть! Он помахал рукой невидимой публике и свернул на пустырь.
Шагая среди мальв, подумал: «Интересно, как стучать, если дверь железная?» Нагнулся, подобрал с земли какой то большой ржавый гвоздь и, почти в веселом настроении подойдя к бойлеру, побарабанил гвоздем по круглой железной стенке. Дверца была слегка приоткрыта.
