— Ты, главное, не напрягайся, заплакать все равно не удастся, ясно? — доброжелательно предупредила я Лариску.
— Точно? — взглянула она на меня несчастными глазами.
— Мертвые не плачут! — отрапортовала я. — Слезные железы больше не работают.
— А почему мы сами работаем? Почему не умерли совсем?
— Да кто его знает? — я задумчиво покрутила стаканчик в руках, глядя на нее. — Меня подняла обида. Знаешь как жаба душила, что я умерла а вы там будете жить-поживать? Что для меня все кончено, а у вас будет много-много дней, будут радости и печали, а для меня больше не будет ничего? Вот и встала отомстить. А тебе чего не лежалось?
— Тоже обида, — тихо проговорила она. — Я же, когда умерла, еще какое-то время была в комнате и, если честно — все видела. Видела, как он тебе комплименты отвешивал, обо мне вообще не думал, только б свою шкуру спасти. И мертвой рукой моей побрезговал, , помнишь, как он ее отбросил?
— Гад, — кивнула я. — Но я заметила он прикосновений к покойникам ужас как боится.
— А потом еще обиднее стало — меня, приличную девушку, из хорошей семьи, объявили наркоманкой.
— Извини, — я прямо застеснялась под ее взглядом.
— Не могла по-другому меня убить? — гневно вопросила она.
— Как-то не сообразила, — пожала я плечами. — Слушай, ну давай не будем ругаться, а? Я ж извинилась.
Она помолчала, допила кагор и встала:
— Ну ладно, подруга. Тебя я повидала, пойду дальше.
— Куда это ты собралась? — нахмурилась я.
— Дела, — коротко ответила она. — До встречи.
— Пока, — кивнула я.
Она ушла, я, немного помедлив, встала из могилы и пошла вслед за ней. Лорка же на ходу сняла фату, походя сунула ее в свою могилу и быстро пошла прочь с погоста.
«И куда ж это она собралась?» — думала я с любопытством, тенью скользя за ней. Вскоре я поняла, что путь ее точь-в-точь напоминает мой поход трехдневной давности.
Лориндель шла к мужу.
Кованые ворота особняка на этот раз были закрыты. Покойница постояла, оценивающе глядя на их высоту, потом одумалась и пошла вдоль ограды. Умница, сзади есть небольшая калитка, и закрывается она на щепочку. Я проскользнула вперед Лариски, от удара щепка легко переломилась, и дверца распахнулась с жутким скрипом. Я выругалась и упала замертво на росистую траву. Лежала, меланхолично рассматривала звезды и думала — не услышал ли кто? Однако прибежал только ротвейлер Гром — ужасный на вид, в душе неисправимый лопух.
— Свои, — проникновенно сказала я ему, и он поверил.
А я поднялась, отряхнулась и метнулась к летнему домику. На окнах висели кресты, я поначалу шарахнулась от них, да потом поразмыслила — вряд ли Андрей догадался их освятить. Коснулась ладонью стекла — точно, ее не обожгло. Впрочем мне это мало чем помогло — свет в спальне был выключен. Однако Андрей был там — явственно слышались его истерические причитания:
— Светка, ты одна меня понимаешь, одной тебе могу рассказать, — ныл он. — Говорю тебе — тут она была, мертвая да страшная!
«А сам говорил, что я красавица!» — оскорбилась я.
— Руки ко мне тянет и шипит жутким голосом: «займись со мной любовью». Светка, ну я что, некрофил какой? А потом она меня взяла и поцеловала-а-а! Я сейчас спать ночами вообще не могу.
— Эту страшную историю я уже сто раз слышала, — послышался ленивый Светкин голос. — Ты мне лучше скажи, когда ты на мне женишься?
— Светлячок, ну ты Бога побойся, — возмутился Андрей. — Только жену похоронили, а ты!
И тут в дверь домика постучали. Торжественно так, три раза, с расстановкой.
— Ой, Светка, это она, она, мертвая Алёна за мной пришла! — в панике закричал парень.
— Да иди ты, — равнодушно сказала Светка и повысив голос, крикнула: — Ну кто там?
— Жена! — скандальным голосом ответила Лариска.
— А-а-а, Светка, быстро через окно да огородами убегай, а то попадет нам обоим! — в горячке зашептал Андрей.
Створки окна распахнулись, Светка в одном белье с ворохом одежды выпрыгнула, потерла ушибленную коленку и припустила прочь.
— Жена? — недоуменно повторил очнувшийся Андрей. — Какая такая жена?
— Твоя! — рявкнула Ларисинда, появляясь на пороге спальни.
— А-аа, — закричал он, кидаясь к окну, под которым я сидела и явно собираясь последовать Светкиному примеру. Не тут-то было!
— Любимый, поцелуй меня, — сладострастно сказала я ему и облизала почерневшим языком свои губы.
Он шарахнулся от окна, забился в угол и заныл:
— Господи, помилуй мя, грешнаго, да за что ж ты таких бесовок мне послал в наказание…
— Вазу с фруктами в него метни, — подсказала я из-за окна растерявшейся Лариске.
Метод как всегда подействовал.
Потирая шишку на лбу, он умоляюще взглянул на надвигающуюся жену и закричал:
— Да за что бы ты меня так, Ларусик? Я же тебе муж, ты ж меня любить должна, холить и лелеять!
— А ты меня лелеял? — жестко спросила она.
— Лелеял, — истово кивнул он.
— Так может быть и сейчас полелеешь? — злобно улыбнулась она, многозначительно сбрасывая бретельку с плеча.
— Верно, — прокомментировала я из-за окна. — Он прикосновений покойников жуть как боится.
— Ларисонька, — он молитвенно сложил руки, — не губи, Богом молю. Вспомни, как много было у нас хорошего. Мне очень жаль, что ты умерла, но ведь не я виновен в твоей смерти, девочка моя. Ты ж сама дозу не рассчитала. Нет, я конечно не виню тебя за твой порок, к тому же в наше время это легко решается — после свадьбы сдал бы тебя в клинику на годик-другой…
— Что??? — взревела она. — Сдал бы в клинику? Да я тебя сейчас сама сдам!
Он ухитрился вывернуться от нее, и тут же резвым сайгаком поскакал к двери. Ну да я тоже ушами не хлопала — когда он рванул на себя дверь спальни, я стояла на пороге.
— Потанцуем? — игриво предложила я.
Он отшатнулся — и попал прямо в объятья жены. Она крепко обхватила его, и чувствовалось, что выпускать не намерена.
— Ларис, — серьезно сказала я. — У вас брачная ночь так и не состоялась по моей вине. Судьба дала вам второй шанс, действуй. А я посторожу, а то мало ли чего?
— Спасибо, подруга, — торжественно ответила она и поволокла упирающего муженька к постели.
Следующий час я провела в лирическом настроении. Смотрела на звезды, читала сама себе Ахматову и Блока. Иногда приходилось вставать, подходить к окну или двери и нежно улыбаться пытающемуся удрать новобрачному.
Через час Ларинда вышла из домика, деловито поправляя на себе платье.
— Он хоть живой? — меланхолично поинтересовалась я, покусывая травинку.
— Жив, — злобно отозвалась она. — Но теперь родителям придется его сдать в клинику на год- другой. Психиатрическую.
— Ай, умница, — блаженно улыбнулась я. — А теперь — руки в ноги и бегом домой, скоро заря.