— Самоубился, а то еще похоронят там, — мотнула я головой в сторону освященного погоста для «правильных» покойников.
— Да, самоубился, и к тому же так, чтобы у него была страшная обида на душе и он ночью встал!
— Стоп, — сурово сказала я. — Как делить будем?
Она подумала и сказала, наивно хлопая глазками:
— Так ведь мужиков как грязи, а подруга у тебя одна. Неужто ты будешь не рада моему счастью?
— ЧЕГО??? — взревела я, замахиваясь.
— Я пошутила-пошутила, — вскричала она, проворно прячась за памятником. — Пусть судьба сама определит — укокошим его, а потом будем тянуть палочки. У кого длиннее — той и счастье!
— Сердечные дела жребием не решаются! — отрубила я. — Пусть сам выбирает.
— Ну, — послышался из-за памятника ее мурлыкающий голосок, — смотри. Я просто хотела дать тебе шанс.
— Ты сильно много о себе не думай, — хмыкнула я. — Тут тебе не там, тут всем без разницы, чья ты дочка.
Она помолчала, после чего с укоризной заявила.
— Гадкая ты, Алёна. Сначала меня убила, а сейчас пытаешься меня убедить, что я уродина и без папашки никто на меня не поведется.
— Да отчего ж? — зевнула я. — Грудь у тебя силиконовая, мордашка смазливая — охотники найдутся. Только ты не забывай, что я — дважды королева красоты.
— Королева, ты на себя в зеркало давно смотрела? — насмешливо спросила она.
— На себя посмотри, — бросила я и пошла к себе в могилу.
— Эй, мы поссорились? — тревожно спросила она вслед. — Ты не забывай — нас тут с тобой ты да я да мы с тобой.
— Рассвет скоро, — снисходительно ответила я, — спать пора.
— Не пора, — жалобно крикнула она. — Ну не уходи, Алён. Давай погуляем.
— Ну, пошли моего бомжа проведаем, — неохотно кивнула я.
Тот как обычно дрых на лавочке. Как всегда — за надежной стеной кладбищенской ограды.
— Дяденька, — позвала я его, — дяденька-а!
— Ну чего опять явилась, спать не даешь? — тут же отозвался он.
— О, тебе тоже не спится? — обрадовалась я. — Так выходи, поговорим!
— Некогда мне, — проворчал он.
— А что ж ты делаешь? — изумилась Лариска.
— Что, не видно? Сплю я!
— Он у меня забавный, — по-хозяйски объяснила я изумленной подружке и снова повернулась к бомжу: — Дяденька, а вам не страшно ночью на кладбище спать? Тут сатанисты ходят, в жертву могут ведь принести!
— Да вы сами, бесовки, побойтесь, — отвечал он с некой суровостью в голосе. — Докрутите хвостами, придет дьявол да и сожжет вас.
— Как сожжет? — нахмурились мы.
— Обыкновенно, — он зевнул и перевернулся на другой бок. — Там, за рощицей, пепелище, а посередь него — железный крест. Привяжет к нему да и сожжет, а душу себе заберет!
— Ну ты и сказки рассказывать! — восхитилась Ларенца.
— Идите сами да посмотрите, — рассердился дядька. — А от меня отстаньте, дайте поспать!
И мы, наивные албанские девочки, переглянулись и побежали за рощицу, смотреть на дьявольское пепелище! Разумеется, мы облазили все вокруг, и в итоге убедились — дед нагло наврал. После рощицы начинался обрыв реки, и никаких крестов и пепелищ не было и в помине.
— Пошли спать, — хмуро сказала Лорка наконец.
— Пошли, — согласилась я, а сама подумала — ох дедок завтра от меня получит!
Потом, лежа в гробу, я беспокойно ворочалась и мучалась от бессонницы. В голове крутилась сотня мыслей, и все на одну тему — Антон. Я вспоминала все его взгляды, заново ощущала ласку его живых рук у себя на щеке и отчаянно пыталась понять — мне показалось, или я ему действительно интересна?
«Бред», — наконец подвела я итог. Это все мои фантазии. Я принимаю желаемое за действительное. В реальности же мои шансы его увлечь равны нулю, проще соблазнить карася в пруду.
Он — живой, а у меня кровь давно уж свернулась в жилах и безобразный шов через все туловище. Я — мертвая.
Я перевернулась на другой бок, пострадала еще немного, и под конец уснула со злорадной мыслью — Лоридзе тоже ничего не светит.
Глава четвертая
«Чтобы заставить мужчину делать то, что
вы захотите, надо в полночь третьей седмицы
накормить его истолченным рогом единорога,
смешанным с мышиным пометом и бочонком
крепкого вина. После этого велите ему уснуть —
и он подчинится».
На следующую ночь, прежде чем встать, я достала из тайника пакет с трофеями из гнездышка новобрачных и тщательно накрасилась. Замазала покойницкую кожу тональным кремом цвета слоновой кости, сделала маккиях, расчесалась и побрызгала на себя духами.
Лариска, увидев меня, впала в истерику:
— А, — визжала она на весь погост, — это моя помада, моя! И цвет, и запах — все совпадает! И духи мои! А ну отдавай!
— Было ваше, стало наше, — сурово отбрила я. — Законы военного времени, дорогая моя.
— Отдай! — кричала она.
— Да с чего? — удивилась я. — Интересно, как бы ты с собой в могилу все это добро унесла, а? И вообще — я что-то не пойму! Я тебе подруга единственная или нет? Ты мне что, какой-то косметики пожалела???
Она призадумалась, после чего нервно буркнула:
— Дай хоть накраситься.
Я хотела было отказать из вредности, но посмотрела на нее и вспомнила — как ни крути, нас тут всего двое. Надо и правда держаться вместе.
— Пошли… подруга, — неласково процедила я и повела ее в подземную гостиную.
Сделав макияж, Ларинцетти пришла в чудесное расположение духа. Мы с ней встали из моей могилы, и тогда она произнесла накрашенными губками:
— Я тут днем подумала — надо его повесить. Самоубийство будет очевидно.
— Мда? — неопределенно хмыкнула я.
— Я и березу присмотрела, там ветки низко расположены. Пошли покажу!
— Да погоди ты, — поморщилась я. — Я тут что подумала — не надо торопиться с его смертью.
— Вот тебе раз! С чего бы это?
— С того, что пусть сначала сделает нас живыми мертвыми навечно, ясно? И плюс — пусть научит,