и полез напрямик через бурелом, причем, как человек городской, производил много шума и треска, так что Максим даже перестал слышать шаги того человека, который крался следом.
Когда бурелом кончился, Максим увидел за деревьями лужайку и покосившийся бревенчатый дом с заколоченными окнами. Лужайка заросла высокой травой, но Максим видел, что здесь ходили - и совсем недавно, и давно. Ходили осторожно, стараясь каждый раз подойти к дому другим путем. Сопровождающий открыл скрипучую дверь, и они вошли в темные затхлые сени. Человек, который шел следом, остался снаружи. Сопровождающий отвалил крышку погреба и сказал: «Идите сюда, осторожнее…» Он плохо видел в темноте. Максим спустился по деревянной лестнице.
В погребе было тепло, сухо, здесь были люди, они сидели вокруг деревянного стола и смешно таращились, пытаясь разглядеть Максима. Пахло свежепогашенной свечей. По-видимому, они не хотели, чтобы Максим видел их лица. Максим узнал только двоих: Орди, дочь старой Илли Тадер, и толстого Мемо Грамену, сидевшего у самой лестницы с пулеметом на коленях. Вверху тяжело грохнула крышка люка, и кто-то сказал:
- Кто вы такой? Расскажите о себе.
- Можно сесть? - спросил Максим.
- Да, конечно. Идите сюда, на мой голос. Наткнетесь на скамью.
Максим сел за стол и обвел глазами соседей. За столом кроме него было четверо. В темноте они казались серыми и плоскими, как на старинной фотографии. Справа сидела Орди, а говорил плотный широкоплечий человек, сидевший напротив. Он был неприятно похож на ротмистра Чачу.
- Рассказывайте, - повторил он.
Максим вздохнул. Ему очень не хотелось начинать знакомство прямо с вранья, но делать было нечего.
- Своего прошлого я не знаю, - сказал он. - Говорят, я горец. Может быть. Не помню… Зовут меня Максим, фамилия - Каммерер. В Гвардии меня звали Мак Сим. Помню себя с того момента, когда меня задержали в лесу у Голубой Змеи…
С враньем было покончено, и дальше дело пошло легче. Он рассказывал, стараясь быть кратким и в то же время не упустить то, что казалось ему важным.
- …Я отвел их как можно дальше вглубь карьера, велел им бежать, а сам не торопясь вернулся. Тогда ротмистр расстрелял меня. Ночью я пришел в себя, выбрался из карьера и вскоре набрел на пастбище. Днем я прятался в кустах и спал, а ночью подбирался к коровам и пил молоко. Через несколько дней мне стало лучше. Я взял у пастухов какое-то тряпье, добрался до поселка Утки и нашел там Илли Тадер. Остальное вам известно.
Некоторое время все молчали. Потом человек деревенского вида, с длинными волосами до плеч, сказал:
- Не понимаю, как это он не помнит прошлой жизни. По-моему, так не бывает. Пусть вот Доктор скажет.
- Бывает, - коротко сказал Доктор. Он был худой, заморенный и вертел в руках трубку. Видимо, ему очень хотелось курить.
- Почему вы не бежали вместе с приговоренным? - спросил широкоплечий.
- Там оставался Гай, - сказал Максим. - Я надеялся, что Гай пойдет со мной… - Он замолчал, вспоминая бледное потерянное лицо Гая и страшные глаза ротмистра, и горячие толчки в грудь и живот, и ощущение бессилия и обиды. - Это, конечно, была глупость, - сказал он. - Но тогда я этого не понимал.
- Вы принимали участие в операциях? - спросил позади грузный Мемо.
- Я уже рассказывал.
- Повторите!
- Я принимал участие в одной операции, когда были захвачены Кетшеф, Орди, вы и еще двое, не назвавших себя. Один из них был с искусственной рукой, профессиональный революционер.
- Как же вы объясняете такую поспешность вашего ротмистра? Ведь для того, чтобы кандидат получил право на испытание кровью, ему нужно сначала принять участие по меньшей мере в трех операциях.
- Не знаю. Я знаю только, что он мне не доверял. Я сам не понимаю, почему он послал меня расстреливать…
- А почему он, собственно, стрелял в вас?
- По-моему, он испугался. Я хотел отобрать у него пистолет…
- Не понимаю я, - сказал человек с длинными волосами. - Ну не доверял он вам. Ну, для проверки послал казнить…
- Подождите, Лесник, - сказал Мемо. - Это все разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в эту историю с ротмистром.
- Я не могу осматривать в темноте, - раздраженно сказал Доктор.
- А вы зажгите свет, - посоветовал Максим. - Все равно я вас вижу.
Наступило молчание.
- Как так - видите? - спросил широкоплечий.
Максим пожал плечами.
- Вижу, - сказал он.
- Что за вздор, - сказал Мемо. - Ну, что я сейчас делаю, если вы видите?
Максим обернулся.
- Вы наставили на меня… то-есть, это вам кажется, что на меня, а на самом деле на Доктора… ручной пулемет. Вы - Мемо Грамену, я вас знаю. На правой щеке у вас царапина, раньше ее не было.
- Нокталопия, - проворчал Доктор. - Давайте зажигать свет. Глупо. Он нас видит, а мы его не видим. - Он нащупал перед собой спички и стал чиркать одну за другой. Они ломались.
- Да, - сказал Мемо. - Конечно, глупо. Отсюда он выйдет либо нашим, либо не выйдет совсем.
- Позвольте-ка… - Максим протянул руку, отобрал у Доктора спички и зажег свечу.
Все зажмурились, прикрывая ладонью глаза. Доктор немедленно закурил.
- Раздевайтесь, - сказал он, треща трубкой.
Максим стянул через голову брезентовую рубаху. Все уставились на его грудь. Доктор выбрался из-за стола, подошел к Максиму и принялся вертеть его в разные стороны, ощупывая крепкими холодными пальцами. Было тихо. Потом длинноволосый сказал с каким-то сожалением:
- Красивый мальчик. Сын у меня был… тоже…
Ему никто не ответил, он тяжело поднялся, пошарил в углу, с трудом поднял и водрузил на стол большую оплетенную бутыль. Потом выставил три кружки.
- Можно будет по-очереди, - объяснил он. - Ежели кто хочет покушать, то сыр найдется. И лук…
- Погодите, Лесник, - раздраженно сказал широкоплечий. - Отодвиньте бутылку, мне ничего не видно… Ну, что, Доктор?
Доктор еще раз прошелся по Максиму холодными пальцами, окутался дымом и сел на свое место.
- Налей-ка мне, Лесник, - сказал он. - Такие обстоятельства надобно запить… Одевайтесь, - сказал он Максиму. - И не улыбайтесь, как майская роза. У меня будет к вам несколько вопросов.
Максим оделся. Доктор отхлебнул из кружки, сморщился и спросил:
- Когда, говорите, в вас стреляли?
- Сорок семь дней назад.
- Из чего, вы говорите, стреляли?
- Из пистолета. Из армейского пистолета.
Доктор снова отхлебнул, снова сморщился и проговорил, обращаясь к широкоплечему:
- Я бы голову дал на отсечение, что в этого молодчика действительно стреляли из армейского пистолета, причем с очень короткой дистанции, но не сорок семь дней назад, а по меньшей мере сто сорок семь… Где пули? - спросил он вдруг Максима.
- Они вышли, и я их выбросил.
