– Подождите, мсье Моллар,– сказал Быков.
– Кх... Де мы?– прохрипел Юрковский.
– Падаем,– коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
– Кх... Уда?– спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
– В Юпитер,– сказал Быков. Он не смотрел на Моллара. Ему было очень жаль Моллара. Моллар был в первом своем настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был замечательным радиооптиком.
– О,– сказал Моллар,– в Юпитер?
– Да,– Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу.– Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
– Гореть будем?– быстро спросил Дауге.
– Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
– Пойду почиститься.
– Погодите, Шарль,– сказал Быков.– Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
– Поняли,– сказал Дауге.
– Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь,– сказал Моллар. Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
– Х-хорошо ска-азано,– сказал Юрковский.
– С'ест ле мот (хорошо сказано (фр.)),– сказал Моллар. Он улыбался.– Можно... Можно, я все-таки пойду чистить себя?
– Да, идите,– медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
– Что он поет?– спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
– 'две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них'. Что-то в этом роде.
– Тра-ля-ля,– задумчиво сказал Быков.– Здорово.
– Т-ты п-пе-ереводишь, к-как лианто,– сказал Юрковский.– «С-сиганули» – ш-шедевр.
Быков посмотрел на него с изумлением.
– Ты что это, Владимир?– спросил он.– Что с тобой?
– З-заика на всю жизнь,– ответил Юрковский усмехаясь.
– Его ударило током,– сказал тихо Дауге.
Быков пожевал губами.
– Ничего,– сказал он.– Не мы первые. И бывало похуже.
Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами. Из полуоткрытого люка раздался голос Михаила Антоновича:
– Алешенька, готово!
– Поди сюда,– сказал Быков.
Михаил Антонович, толстый и исцарапанный, ввалился в кают-компанию. Он был без рубашки и лоснился от пота.
– Ух, как тут у вас холодно!– сказал он, обхватывая толстую грудь короткими пухлыми ручками.– А в рубке ужасно жарко.
– Давай, Михаил,– нетерпеливо сказал Быков.
– А что с Володенькой?– испуганно спросил штурман.
– Давай, давай,– повторил Быков.– Током его ударило.
– А где Шарль?– спросил штурман, усаживаясь.
– Шарль жив и здоров,– ответил Быков, сдерживаясь.– Все живы и здоровы. Начинай.
– Ну и слава богу,– сказал штурман.– Так вот, мальчики. Я здесь немножко посчитал, и получается вот какая картина. «Тахмасиб» падает, и горючего, чтобы вырваться, нам не хватит.
– Ясно даже и ежу,– сказал Юрковский, почти не заикаясь.
– Не хватит. Вырваться можно только на фотореакторе, но у нас, кажется, разбит отражатель. А вот на торможение горючего хватит. Вот я рассчитал программу. Если общепринятая теория строения Юпитера верна, мы не сгорим.
Дауге хотел сказать, что общепринятой теории строения Юпитера не существует и никогда не существовало, но промолчал.
– Мы уже сейчас хорошо тормозимся,– продолжал Михаил Антонович.– Так что, по-моему, провалимся мы благополучно. А больше сделать ничего нельзя, мальчики.– Михаил Антонович виновато улыбнулся.– Если, конечно, мы не исправим отражатель.
– На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера.– Быкову хотелось, чтобы они все-таки поняли. До конца поняли. Ему все еще казалось, что они не понимают.
– Какую теорию строения ты считаешь общепринятой?– спросил Дауге.
Михаил Антонович пожал плечиком.
– Теорию Кангрена,– сказал он.
Быков выжидающе уставился на планетологов.
– Ну что ж,– сказал Дауге.– Можно и Кангрена.
Юрковский молчал, глядя в потолок.
– Слушайте, планетологи,– не выдержал Быков,– специалисты. Что будет там, внизу? Вы можете нам это сказать?
– Да, конечно,– сказал Дауге.– Это мы тебе скоро скажем.
– Когда?– Быков оживился.
– Когда будем там, внизу,– сказал Дауге. Он засмеялся.
– Планетологи,– сказал Быков.– Спе-ци-а-лис-ты..
– Н-надо рассчитать,– сказал Юрковский, глядя в потолок. Он говорил медленно и почти не заикался.– Пусть М-Михаил рассчитает, на какой глубине к-корабль перестанет проваливаться и п- повиснет.
– Интересно,– сказал Михаил Антонович.
– П-по Кангрену давление в Юпитере р-растет быстро. П-подсчитай, Михаил, и выясни г-глубину погружения, д-давление на этой глубине и силу т-тяжести.
– Да,– сказал Дауге.– Какое будет давление? Может быть, нас просто раздавит.
– Ну, не так это просто,– проворчал Быков.– Двести тысяч атмосфер мы выдержим. А фотонный реактор и корпуса ракет и того больше.
Юрковский сел, согнул ноги.
– Т-теория Кангрена не хуже других,– сказал он.– Она даст порядок величин.– Он посмотрел на штурмана.– М-мы могли бы п-посчитать сами, но у тебя в-вычислитель.
– Ну, конечно,– сказал Михаил Антонович.– Ну, о чем говорить? Конечно, мальчики.
Быков попросил:
– Михаил, давай сюда программу, я прогляжу, и вводи ее в киберштурман.
– Я уже ввел, Лешенька,– виновато ответил штурман.
– Ага,– сказал Быков.– Ну что ж, хорошо.– Он поднялся.– Так. Теперь все ясно. Нас, конечно, не раздавит, но назад мы уже не вернемся – давайте говорить прямо. Ну, не мы первые. Честно жили, честно и умрем. Я с Жилиным попробую что-нибудь сделать с отражателем, но это... Так...– Он сморщился и покрутил разбухшим носом.– Что намерены делать вы?
– Н-наблюдать,– жестко сказал Юрковский.
Дауге кивнул.
