капитан.
– Да,– сказал Моллар.– Да! Наш капитан,– это есть большая надежда.
– Еще бы,– сказал Дауге.– Вы даже не знаете, какая это большая надежда.
– М-метр девяносто пять,– сказал Юрковский.
Моллар засмеялся.
– Вы все шутите,– сказал он.
– А мы пока будем болтать и наблюдать,– сказал Дауге.– Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел.– Он поднялся и приник к перископу. Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.– Бог мой,– сказал он.– Планетолет!
В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от «Тахмасиба». Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателм, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино.
– Кто же это?– пробормотал Дауге.– Неужели Петрушевский?
– П-погляди на отражатель,– сказал Юрковский.
Отражатель серого планетолета был обломан с края.
– Тоже не повезло ребятам,– сказал Дауге.
– О,– сказал Моллар.– А вон еще один.
Второй планетолет – точно такой же – висел дальше и глубже первого.
– И у этого обломан отражатель,– сказал Дауге.
– Я з-знаю,– сказал неожиданно Юрковский.– Это наш «Тахмасиб». М-мираж.
Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки «Тахмасиба» исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
– Какие красивые пузыри,– сказал Моллар.– Они поют.
Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.
– Вот,– сказал Дауге.– Ты говоришь, что здесь скучно.
– Я н-не говорю,– сказал Юрковский.
– Нет, говоришь,– сказал Дауге.– Ты брюзжишь, что скучно.
Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но... Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
– А вон еще мираж,– сказал Дауге.– Но это не корабль.
Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он. Этого не может быть. Ни тут, ни в Юпитере. Под «Тахмасибом» медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала – голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких- далеких горных обвалов.
– Эт-то н-не мираж,– проговорил Юрковский.– Эт-то п-похоже на ядро.
– Вздор,– сказал Дауге.
– В-возможно, все-таки у Юпитера есть ядро.
– Вздор, вздор,– нетерпеливо сказал Дауге.
Горная цепь тянулась под «Тахмасибом», и не было ей конца.
– Вон еще,– сказал Дауге.
Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, а вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая серая масса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез из виду. Юрковский не отрываясь от перескопа, поднес к губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.
– Быков,– позвал он.– Алексей.
– Алеши нет, Володенька,– отозвался голос штурмана. Голос был сиплый и задыхающийся.– Он в машине.
– М-Михаил, мы идем н-над с-скалами,– сказал Юрковский.
– Над какими скалами?– испуганно спросил Михаил Антонович.
Вдали прошла поразательно ровная, словно отполированная поверхность – огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых холмов. Прошла и утонула в розовом.
– М-мы еще не все п-понимаем,– сказал Юрковский.
– Я сейчас посмотрю, Володенька,– сказал Михаил Антонович.
За перископом проплывала еще одна горная страна. Она плыла высоко вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это было дикое, фантастическое зрелище, и Юрковский подумал сначала, что это опять мираж, но это был не мираж. Тогда он понял и сказал: «Это не ядро, Иоганыч. Это кладбище». Дауге не понял.
«Это кладбище миров,– сказал Юрковский.– Джуп проглотил их.»
Дауге долго молчал, а затем пробормотал:
– Какие открытия... Кольцо, розовое излучение, кладбище миров... Жаль. Очень жаль.
Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Он лежал ничком.
Они стащили Моллара в амортизатор, привели его в чувство, а он, измотанный, отекший, сразу заснул, словно упал в обморок. Потом они вернулись в обсерваторный отсек и снова повисли на перископах. Под «Тахмасибом», и рядом с «Тахмасибом», временами над «Тахмасибом» медленно проплывали в потоках сжатого водорода обломки несозданных миров – горы, скалы, чудовищные потрескавшиеся глыбы, прозрачные серые облака пыли. Потом «Тахмасиб» отнесло в сторону, а в перископах остался только пустой, ровный розовый свет.
«Устал как собака,– сказал Дауге. Он перевернулся на бок, и у него затрещали кости.– Слышишь?»– «Слышу,– сказал Юрковский.– Давай смотреть». «Давай»,– сказал Дауге. «Я думал, это ядро»,– сказал Юрковский. «Этого не могло быть»,– сказал Дауге. Юрковский стал тереть лицо ладонями. «Это ты так говоришь,– сказал он.– Давай смотреть».
Они еще многое увидели и услышали, или им казалось, что они увидели и услышали, потому что оба страшно устали, и в глазах темнело, и тогда исчезали стены обсерваторного отсека – оставался только ровный розовый свет. Они видели широкие неподвижные зигзаги молний, упиравшиеся в тьму наверху и розовую бездну внизу, и слышали, как с железным громом пульсируют в них лиловые разряды. Они видели какие-то колышущиеся пленки, проплывающие с тонким свистом совсем рядом. Они разглядывали причудливые тени во мгле, которые двигались и шевелились, и Дауге спорил, что это объемные тени, а Юрковский доказывал, что Дауге бредит. И они слышали вой, и писк, и грохот, и странные звуки, похожие на голоса, и Дауге предложил зафиксировать эти звуки на диктофоне, но тут заметил, что Юрковский спит, лежа на животе. Тогда он повернул Юрковского на спину и снова вернулся к перископу.
В открытую дверь отсека вползла, волоча брюхо по полу, Варечка, синяя в крапинку, подобралась к Юрковскому и взгромоздилась к нему на колени. Дауге хотел прогнать ее, но у него уже совсем не было сил. Он даже не мог поднять голову. А Варечка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы на ее морде стояли ежом, и полуметровый хвост судорожно подергивался в такт дыханию.
3. Надо прощаться,
а радиооптик не знает как
