Потрошилов сквозь сжатые зубы сумел выдавить:
— Что он говорит?
Как само собой разумеющееся хозяйка перевела:
— Что стоите, говорит, как пни. Просит — дайте шприц. Небось, за врачей вас принял.
По окончании адаптированного перевода негр подвел итог общению:
— Иоп уашу мат, — после чего закрыл глаза и замолк.
— Не надо, говорит, шуметь, — по инерции просуфлировала бабуля.
Помимо жертвы российского апартеида на полу расположились два тела. С ними обошлись куда суровее. У двери на полу лежал мужчина с огромной рваной раной на шее. Чуть поодаль, вперив невидящий взгляд в потолок, валялась отделенная от туловища голова второго. Вместо левого глаза зияла черно-красная дыра.
Последний участник драмы взирал на мир с улыбкой. Забившись в угол между шкафом и батареей отопления, он удивленно посасывал палец и тихонько скулил.
Подобные пейзажи и натюрморты старшине доводилось видеть не раз, тогда как Алику — лишь однажды. Результат, увы, оказался таким же, как и в прошлый раз. Желудок начал расти, заполняя все тело, ноги задрожали и ослабели, перед глазами замельтешили хороводом живые и мертвые... В результате Альберта Степановича стошнило. В срочном порядке его брезгливо спровадили в ванную.
Прибытие «скорой помощи» и следователя с экспертом произошло одновременно. Меланхоличного вида врач с кислой миной присел на корточки возле стонущего негра. Нащупав пульс, он глубокомысленно кивнул:
— Живой.
— Да ну? — ехидно хмыкнул старшина Максимюк.
— Ну, да, — не оценил шутку доктор, — Виктор, померь давление.
Фельдшер раскрыл чемоданчик и начал работать. Пока он накачивал и сдувал манжету, врач успел обойти два бездыханных тела и одно живое, сосущее палец. Закончив беглый осмотр, он констатировал истину в последней инстанции:
— Этих — в морг. Того — в дурку, — и обыденно пошутил:
— Не перепутайте.
— Так, может, заодно и психа прихватите? — попытался внести деловое предложение Максимюк.
— Ага, а он нас по дороге покусает и сбежит! — отрезал доктор. — За это другая бригада деньги получает.
Тем временем фельдшер потянул на себя простыню. Негр открыл один глаз. Виктор замер на секунду и сказал:
— Дай глянуть, родной. Тебя как звать?
Открыв второй глаз «родной» ответил шепотом:
— Мананга.
— Круто! — обрадовался фельдшер. — Давай, Банана, рану посмотрим.
Он снова потянул простыню. Во весь живот, от края до края, тянулась рана. Из нее небольшими толчками текла кровь. В коридоре раздались сдавленное мычание и топот. Это вернувшийся из ванной Потрошилов помчался обратно. Снова послышались характерные горловые звуки и шум воды. Наложение повязок и эвакуация раненого были организованы в хорошем темпе. Отзвонившись по инстанциям, доктор распрощался. На выходе его поймала за рукав хозяйка квартиры:
— Куда его теперь?
— Сначала в дежурную больницу. А потом — куда их вуду пошлет.
«Скорая», как внезапно появилась откуда-то из недр большого города, так же внезапно в них и погрузилась, будто ее и не было. Теперь пришло время серьезной работы. Следователь с экспертом стартовали. От обоих явственно тянуло свежим коньячным амбре. Поэтому живописный вид комнаты не произвел особого впечатления на их «крепленые» нервы. Трезво оценив обстановку, они разделились. Судмедэксперт Василич, поблескивая лысиной, принялся за трупы. Следователь взял старушку за локоть и увлек на кухню.
В первую очередь эксперт осмотрел жертвы. За долгие годы работы он твердо усвоил — труп должен быть мертв. В противном случае работа крайне затрудняется. Особенно вскрытие.
— Итак, господа милиционеры, мы видим два тела, — глубокомысленно произнес он, обращаясь в основном к Максимюку.
— Да ну? — старшина хохотнул и присел на стул, чтобы не мешать.
— Два мертвых тела, — уточнил через две минуты Василич.
— Ну, да, — подбодрил его Максимюк.
Из чемодана был извлечен фотоаппарат, засверкала вспышка.
— Положение тел и характер повреждений свидетельствуют о том... — многозначительно изрек эксперт и сделал паузу, привлекая внимание аудитории.
— И о сем! — донеслось со стула.
Руки в резиновых перчатках споро замелькали, отбирая пробы и образцы по всей комнате. Лысина Василича покрылась каплями трудового пота.
— А это у нас что? — сказал он. И, не дожидаясь комментариев, поспешно вынес заключение. — Понятно — рвотные массы... Как его там?
— Капитана Потрошилова, — с издевкой подсказал Максимюк.
— Для следствия интереса не представляют! — прокомментировал из кухни голос следователя. Там начиналось хитроумное дознание. Представитель прокуратуры откашлялся и приступил:
— Меня зовут Сорокин Олег Леонидович. Я — следователь. Буду расследовать преступление, совершенное в вашей квартире.
Хозяйка согласно кивнула:
— Знамо дело. Следователь, значит, расследует.
Несколько сбитый с привычного ритма, Сорокин запнулся:
— М-да. Ну это... А, вот! Попрошу предъявить документ, удостоверяющий личность.
— Чью? — вскинула брови бабушка.
Внимательно осмотрев собеседницу, Олег Леонидович понял, что имеет дело с ровесницей Октября.
— Мою! — неожиданно пошутил он.
— Твою, милок, подтвердить не могу. Личность ты там или нет — кто знает? — серьезно прошамкала старуха.
Философская мудрость ее слов нашла свою дырочку в раскрывшихся после коньяка порах души. Сорокин задумался и вздохнул. Хорошему выхлопу три метра — не расстояние. Когда он поднял глаза, перед ним лежали старухин паспорт и бутерброд. На середине стола стояла материализовавшаяся из ниоткуда запотевшая бутылка водки и две стопхи. На глазах у изумленного зрителя старуха налила в обе.
— Махнешь, милый? Мне-то надо, от стрессу.
Машинально взяв стопку в руки, следователь пробормотал:
— Разве что — от стресса.
После водки мысли пришли в предписанный процессуальным кодексом порядок. Допрос свидетельницы пошел по накатанной годами колее.
— Итак, Виктория Борисовна, начнем с постояльца. Давно он у вас жилье снимает?
— Так не снимает он. Я его вчерась на улице подобрала. Жалко стало. Негр ить. А то замерз бы, неровен час. Знаю только — зовут Манангой.
Олег Леонидович удивленно поднял вверх брови.
— И все?
— Не, он, конечно, еще какой-то мудреный Орлиный Перец или Педро Гомес... Я толком не разобрала. Мне оно зачем? Черный, как Максимка в кино. И по-нашему ни бум-бум. Вот и жалко.
Сорокин недоуменно прищурился. Рука сама потянулась к стопке. Рассудив, что без пол-литры тут
