Глава 5
— Что это все значит? — спросил я.
— Вероятно, администрация отеля получила указание незамедлительно сообщить о моем прибытии. Они заглянули сюда, чтобы убедиться, что это действительно я. И время от времени будут возвращаться.
— Такой вот визит может убить Фредль.
— Я в этом сомневаюсь. Их учат не привлекать внимания, но в дальнейшем мы постараемся обойтись без нежелательных встреч. А потому не будем терять времени.
Он подошел к телефону, набрал номер. Когда ему ответили, быстро заговорил по-испански. Разобрать слова я не успевал, но определил, что говорит он на чистейшем кастильском. Разговор длился ровно три минуты. Падильо положил трубку и повернулся ко мне.
— Нас ждут через полчаса.
— Та самая женщина, которая любит хорошо одетых гостей?
Он кивнул.
— Она стареет, но по-прежнему отдает предпочтение красивым вещам. А краше денег для нее ничего нет.
— То есть она обойдется нам в энную сумму?
Падильо покачал головой.
— Едва ли. Думаю, она поможет нам из сентиментальности. Давным-давно она любила моего старика.
— В Испании?
Вновь он кивнул.
— Когда его убили в Мадриде, она переправила мою мать и меня сначала в Португалию, а потом в Мексику.
Мать Падильо, эстонская красавица, вышла замуж за испанского адвоката, которого победители расстреляли в 1937-м. Мать и сын эмигрировали в Мексику. Мать давала уроки музыки и иностранных языков. Знала она их шесть или семь и всем научила Падильо. Умерла она в начале сороковых от туберкулеза. А вот на пианино он играть так и не научился. Рассказал он мне все это еще в Бонне, при нашей первой встрече. Именно уникальное владение иностранными языками и привлекло к нему внимание разведывательных ведомств.
— И что сейчас поделывает бывшая пассия твоего отца?
— Приглядывает за моими коллегами, которые все еще при деле.
— Ты хорошо ее знаешь?
— Отлично. За эти годы мы виделись несколько раз.
— Она не делилась с другими тем, что узнала от тебя?
— А мы не будем рассказывать ей то, что знаем.
Такси доставило нас в Чеви Чейз, тихий, спокойный район, где и проживала сеньора Маделена де Романонес. В двухэтажном кирпичном особняке, выкрашенном белой краской. Построили его в тридцатых годах, так что краска немного облупилась. Терраса находилась слева, в тени высоких елей, и в жаркий день на ней, несомненно, царила прохлада. Я заплатил водителю, и мы подошли к парадной двери. Падильо нажал кнопку звонка. Изнутри донеслась переливчатая трель, залаяла собака. Как мне подумалось, маленькая. Дверь приоткрыла чернокожая служанка.
— Мы хотели бы увидеться с сеньорой де Романонес. Я мистер Падильо. А это — мистер Маккоркл.
— Миз Романонес ждет вас, — она сняла цепочку и распахнула дверь.
Вслед за ней мы пересекли холл и остановились перед сдвижными дверьми. Служанка раздвинула их и отошла в сторону. Падильо вошел первым.
К моему удивлению, нас встретила далеко не старуха. Должно быть, ей едва перевалило за двадцать, когда она полюбила отца Падильо, а теперь не исполнилось и шестидесяти, причем в полумраке гостиной она легко сходила за пятидесятилетнюю. Выпрямившись, она сидела в кресле и улыбалась, пока Падильо шел через комнату, чтобы поцеловать ей руку.
— Позвольте представить вам моего коллегу, мистера Маккоркла.
Я поклонился, также поцеловал ей руку, выслушал вежливые слова о том, что она рада нашей встрече. По руке бежали голубые вены. Кольца стоили никак не меньше десяти тысяч долларов.
— Полагаю, ты, Майкл, и вы, мистер Маккоркл, выпьете со мной кофе?
— С удовольствием, — в унисон ответили мы.
— Можете подавать кофе, Люсиль, — приказала она стоящей у порога служанке.
— Да, мадам.
Служанка отбыла на кухню, а мы с Падильо заняли два стула по другую сторону уже накрытого скатертью столика на изогнутых ножках, оканчивающихся головами льва со стеклянным шаром в пасти. Остальная мебель принадлежала к тому же историческому периоду, правда, я затруднялся определить, к какому именно. Полированное темное дерево тускло блестело. Пол покрывали восточные ковры. На стенах висели написанные маслом фамильные портреты. Так мне, во всяком случае, показалось, хотя изображенные на них люди могли и не иметь ни малейшего отношения к предкам сеньоры де Романонес. В углу стоял кабинетный рояль с поднятой крышкой и нотами на подставке. Создавалось впечатление, что хозяйка закончила играть только перед нашим приходом. От внешнего мира гостиную отгораживали плотные темно-бордовые портьеры. Вероятно, солнечный свет никогда не падал как на восточные ковры, так и на покрытые паутиной морщинок лицо и шею сеньоры де Романонес.
— Как давно мы не виделись, Майкл, — продолжала улыбаться она. — Я уже начала терять надежду, — голос у нее был удивительно мелодичный, не громкий, но повелительный.
— Три года тому назад, в Валенсии, — уточнил он.
— Вы говорите по-испански, мистер Маккоркл?
— К сожалению, недостаточно хорошо.
— Зато он прекрасно владеет немецким, — пришел мне на помощь Падильо. — Если вы отдаете предпочтение...
Улыбка стала шире.
— Я по-прежнему осторожна, Майкл. Мы будем говорить на немецком. Обычно, Майкл, ты заглядываешь ко мне, когда у тебя возникают серьезные осложнения.
— Я благодарю за них Бога, ибо они дают мне возможность увидеться с вами.
Она рассмеялась.
— Дай мне сигарету. Комплиментами ты напоминаешь мне отца. Он всегда был такой обходительный, хотя и абсолютно не разбирался в политике.
— Однако вы часто помогали ему, Маделена. И моей матери.
Она помахала рукой с сигаретой, которую дал ей Падильо.
— Помогала, потому что без памяти влюбилась в него, хотя он уже был женат. А твоей матери я помогала ради тебя. Она мне, откровенно говоря, не нравилась. Слишком красивая, слишком интеллигентная, слишком добрая, — она помолчала, заулыбалась. — Опасная конкурентка, знаете ли.
Вошедшая служанка поставила поднос перед сеньорой Романонес. Из серебряного кофейника та разливала кофе в чашечки из тончайшего фарфора, которые затем служанка передавала нам.
— Пока все, Люсиль.
— Да, мадам, — служанка вышла, закрыв за собой сдвижные двери.
— Так как вам нравится мое гнездышко на окраине?
— Признаться, я удивился, узнав, что вы покинули Мадрид. И удивление мое еще более возросло, когда мне сказали, что вы поселились в Вашингтоне. Я могу представить вас в Нью-Йорке, Маделена, но не в Вашингтоне.
Опять она помахала рукой с сигаретой. Очень грациозно.
— Мой милый юноша, именно здесь вершатся сейчас судьбы мира. Когда-то это был Берлин, потом Мадрид, Лондон. Сегодня это Вашингтон или Гонконг. Я отдала предпочтение Вашингтону.
