зад коснется сидения стула».
— Пелью хорошо кормит, — сказал лорд Генри, с энтузиазмом оглядывая блюда, которыми вестовые уставили стол. Самое большое блюдо водрузили как раз перед ним. Под массивной серебряной крышкой оказался великолепный пирог. Верхушку пирога выполнили в виде замка с башенкой, а в башенку воткнули палочку с бумажным английским флагом.
— Изумительно! — воскликнул Корнваллис. — Сэр Эдвард, что в подвалах этого замка? Пелью грустно покачал головой.
— Говядина и почки, сэр. Говядину пришлось тушить несколько часов. Мясо нашего корабельного быка оказалось по обыкновению слишком жестким для простых смертных и годилось к употреблению только перетушенным. Так что для пирога я решил облагородить его бычьими почками.
— А мука?
— Мне прислали мешок с провиантского склада, сэр. К несчастью, он, естественно, полежал в трюмной воде. Наверху осталось немножко неподмоченной муки, как раз для пирога.
Пелью указал на серебряные хлебницы, наполненные грабельными сухарями, как бы говоря, что при более благоприятных обстоятельствах они были бы полны свежими булочками.
— Я уверен, это необычайно вкусно, — сказал Корнваллис. — Лорд Генри, можно побеспокоить вас просьбой отрезать мне кусочек, если у вас хватит решимости разрушить это великолепное сооружение?
Полэт взялся за нож и вилку, а Хорнблауэр задумался над тем странным обстоятельством, что сын маркиза накладывает графскому сыну пирог из казенной говядины и испорченной муки.
— Перед вами свиное рагу, капитан Хоузер, — сказал Пелью. — По крайней мере, так это называет мой шеф-повар. Боюсь, оно еще солонее, чем обычно, из-за горьких слез, которые бедняга над ним пролил. Единственная живая свинья в Ла-Маншском флоте принадлежит капитану Дерхему, а он ни за какие деньги не соглашается мне ее уступить. Пришлось моему бедному шеф-повару довольствоваться солониной.
— По крайней мере пирог у него удался на славу, — заметил Корнваллис. — Он просто волшебник.
— Я нанял его во время мира, — сказал Пелью, — а когда началась война, увез с собой. По боевому расписанию он наводящий на правом борту нижней пушечной палубы.
— Если он целит также хорошо, как готовит, — произнес Корнваллис, поднимая бокал, — то… поражение французам! Офицеры, одобрительно загудев, выпили.
— Свежие овощи! — воскликнул лорд Генри в экстазе.
— Цветная капуста!
— Ваша доля сейчас находится на пути к вашему кораблю, Хорнблауэр, — сказал Корнваллис. — Мы стараемся вас не забывать.
— «Отчаянный», как Урия Хеттеянин, на передовой сражения, — заметил мрачный капитан, сидевший в дальнем конце стола. Кажется, фамилия его была Коллинз.
Хорнблауэр мысленно поблагодарил Коллинза за эти слова. Они, словно яркая вспышка, высветили перед ним то, что он прежде не осознавал: он лучше будет на сокращенном рационе, но на передовой, чем вместе со всей эскадрой и со свежими овощами.
— Молодая морковь! — продолжал лорд Генри, поочередно заглядывая в каждое блюдо. — А это что? Глазам своим не верю!
— Шпинат, лорд Генри, — сказал Пелью. — Горох и фасоль еще, к сожалению, не поспели.
— Изумительно!
— Как вам удалось так раскормить цыплят, сэр Эдвард? — спросил Гриндэл.
— Все дело в корме. Это тоже секрет моего шеф-повара.
— В интересах общества вы должны его раскрыть, — сказал Корнваллис. — Как правило, страдающие морской болезнью цыплята плохо прибавляют в весе.
— Хорошо, сэр, коли вы просите. На этом судне команда шестьсот пятьдесят человек. Каждый день опорожняются тринадцать пятидесятифунтовых мешков из-под сухарей. Весь секрет в том, как обращаться с этими мешками.
— Но как же? — воскликнули разом несколько голосов.
— Прежде чем вынимать сухари, надо постучать по мешкам и потрясти их. Не так, чтоб сухари понапрасну крошились, но все же довольно сильно. Потом быстро вынимаем сухари, и вот! — на дне каждого мешка оказывается множество жучков и личинок, вытряхнутых из привычных убежищ и не успевших обрести новые. Поверьте мне, джентльмены, ни на чем цыплята не жиреют так быстро, как на откормленных сухарями жучках. Хорнблауэр, ваша тарелка все еще пуста. Угощайтесь.
Хорнблауэр как раз собирался положить себе курятины, но последние слова Пелью почему-то отбили у него аппетит. Пирог с говядиной пользовался большим успехом и почти уже исчез, а Хорнблауэр знал, что младшему офицеру лучше не перехватывать у старших вторую порцию. Свиное рагу с луком стояло на дальнем конце стола.
— Я попробую вот это, сэр, — сказал он, указывая на стоявшее перед ним нетронутое блюдо.
— Хорнблауэр всех нас заткнул за пояс, — заявил Пелью. — Этим лакомством мой шеф-повар особенно гордится. К нему вам понадобится картофельное пюре, Хорнблауэр.
На блюде лежало что-то вроде студня с темными комочками. Хорнблауэр отрезал умеренно большой кусок. Это было действительно необычайно вкусно. Порывшись в памяти, Хорнблауэр пришел к заключению, что темные комочки, должно быть, трюфели — он знал о них понаслышке, но никогда не пробовал. Картофельное пюре не походило на то, что ему доводилось есть на борту корабля или в дешевой английской харчевне. Оно было приготовлено мастерски — если ангелы едят картофельное пюре, им следует обращаться за ним к шеф-повару Пелью. Особенно вкусно было есть его со шпинатом и молодой морковью — и того и другого Хорнблауэр жаждал безмерно, — а вместе со студнем получалась и вовсе пища богов. Хорнблауэр заметил, что набросился на еду как голодный волк, и одернул себя, но, оглядев собравшихся, успокоился: остальные тоже ели с волчьим аппетитом. Разговор стих, и лишь редкие фразы мешались со стуком ножей и вилок:
— «Вина, сэр?» — «Ваше здоровье, адмирал», — «Не передадите ли вы мне лук, Гриндэл», — и так далее.
— Почему вы не пробуете галантин, лорд Генри? — спросил Пелью. — Вестовой, чистую тарелку лорду Генри.
Вот так Хорнблауэр узнал, как называется студень, который он ел. К нему придвинулось блюдо с рагу, и он положил себе от души; стоявший позади вестовой в мгновение ока переменил тарелку. Хорнблауэр насладился дивным вареным луком, плававшим в божественном соусе. Потом стол как по волшебству очистился, и появились новые блюда — пудинг с изюмом и коринкой, двухцветное желе (пришлось потратить немало усилий, чтоб выварить говяжьи ножки и затем уварить бульон до желатина).
— На пудинг муки не хватило, — извиняющимся тоном произнес Пелью, — но на камбузе что-то соорудили из сухарных крошек.
Это «что-то» было превосходно. К нему подали сладкий соус, приправленный миндалем. Хорнблауэр поймал себя на мысли, что если он когда-нибудь сделается капитаном и разбогатеет, ему придется тратить уйму времени и сил на покупку деликатесов. А от Марии в этом проку не будет, мрачно подумал он. Он все еще думал о Марии, когда стол вновь очистился.
— Кэрфильский, сэр? — прошептал голос ему на ухо. — Уэнслдэльский? Красный Чеширский?
Это предлагали сыры. Хорнблауэр выбрал наугад — названия ничего не говорили ему — и сделал эпохальное открытие, что Уэнслдэльский сыр и марочный портвейн — пара божественных близнецов, Кастор и Полукс, триумфально завершающие славную процессию. Отяжелевший от еды и двух бокалов вина — больше он себе не позволил — Хорнблауэр гордился своим открытием, затмевающим Колумба и Кука. Почти одновременно он сделал еще одно открытие, весьма его позабавившее. На стол поставили изящные серебряные чаши для мытья рук. Последний раз Хорнблауэр видел нечто подобное еще будучи мичманом, на обеде у губернатора Гибралтара. В каждой плавал кусочек лимонной кожуры, но, споласкивая губы, Хорнблауэр обнаружил, что вода в них — обычная морская. Это его чем-то даже успокоило.
Голубые глаза Корнваллиса смотрели прямо на него. — Тост за короля, — произнес адмирал.
