– Чего тебе? – видно Шагал не настроен был сейчас общаться. Понимаю.
– Яблонская… – я немного запыхался. – Она…
– Да, – бросил Марк в сторону. Он уже был возле своей машины.
– Почему это случилось? – спрашиваю я.
Шагал остановился.
– Что? – он удивлен.
– Почему вы убили Яблонскую? – расшифровываю я свой вопрос.
– А кого нужно было убить? Меня? Родена? Миро? Тебя?
– Почему вообще нужно было кого-то убивать?
– Если удалить одно звено, вся цепь развалится, – Шагал явно повторял чьи-то слова. – Если удалить именно то звено, которое нужно.
– А ты уверен, что Яблонская была именно тем звеном?
Шагал пожал плечами.
– Не уверен, – он открыл дверцу автомобиля. – Но меня это не особо волнует. А вот почему тебя это так взволновало, Альбрехт?
Действительно, почему?
– Пока, Альбрехт.
– Пока, Марк.
Если бы я мог удалить этот разговор из случившегося, обязательно нажал бы «Delete». Нет смысла обсуждать с убийцей убийство, все равно, что беседовать с лунатиком о Луне.
Восемь часов вечера. Одна публика прибывала, другая публика покидала клуб, обсуждая отмену концерта. Я стоял на площадке перед клубом, и был совсем один – движущаяся вокруг толпа помогала ощутить чувство агрессивной пустоты, хорошо знакомое, хорошо забытое, хорошее чувство. С этого момента я свободен. Расследование истории взаимопроникающих самоубийств закончено – персонажи истории мертвы, а заказчик повествования находится в бегах. Самое время навестить родителей.
42. Родительский вечер
Я – единственный ребенок у них. Мои родители родились в один день, и им в этом году исполняется пятьдесят пять. Я очень люблю стариков и пока, к сожалению, не нашел способ демонстрировать им свою любовь.
Я позвонил им, чтобы предупредить – я в Киеве, через пол часа приеду. Трубку взял папа.
– Здравствуй, папа. Я в Киеве. Через пол часа приеду.
– Приезжай, дорогой. Ты надолго в Киев?
– Еще не знаю. Мама дома?
– Вышла в магазин.
– Ну, давай, пап. Скоро увидимся.
– Купи торт.
Гоген был мрачен – видно, ему досталось от Ренуара за сегодняшний визит Миро через балкон.
– Где Ван Гог? – поинтересовался я. – Уже вернулся в Киев?
– Не знаю, – нехотя ответил Гоген. – По вопросам, касающимся задания, контактируй с Ренуаром.
– Какого задания, Поль? Нет никакого задания. Закончилось.
– Я не знаю и знать не хочу, что ты делаешь для Винни, – произнес Гоген. – Я просто твой телохранитель. И не путай меня с кем-то другим.
– Сердишься?
– На тебя? За что?
Ну да, вроде не за что.
Я уже успел присвоить имени «Огюст Роден» ярлык прошедшего времени, поэтому, когда это имя высветилось на экране телефона, я погрузился в шок на несколько секунд, но все же ответил.
Роден: Альбрехт, я все знаю. Ренуар рассказал мне.
Дюрер: О чем, Огюст?
Роден: Не притворяйся. Я знаю о том, что я – следующий.Скажи, это правда? Правда ли, что Роден написал мое имя?
Дюрер: Послушай, Роден, но ведь это же глупо! Миро перед смертью пишет твое имя на моем столе. Ну и что? Каким образом это происшествие может привести к твоей смерти?
Роден: Сразу видно, что ты ничего не знаешь о Тренинге. Личность может противостоять любой силе, кроме своей собственной. Я получил указание, и теперь…
Его последние слова потонули в помехах.
Дюрер: Роден, успокойся. Давай встретимся, вместе разберемся во всем, что случилось за последние дни…
Роден: Я во всем уже разобрался, Альбрехт. Запомни имя – Франсиско Гойя. Он должен последовать за мной, как обещал это Тренингу.
Слышно было, что он вот-вот прервет связь.
Мы вырулили на набережную.
– Роден, не бросай трубку! Давай встретимся прямо сейчас! Ты где?
И мы встретились прямо сейчас – ведь это именно его автомобиль несся по встречной полосе в клубах звуковых сигналов. Роден, откинувшись назад, сжимает руль прямой левой рукой, правой все еще придерживая телефон возле уха. Это едет самоубийца. Он целится в опору моста, но машину выносит на встречную полосу. Гоген резко бросает наш автомобиль на обочину, и совсем рядом раздаются три лязгающих удара, один за другим. Это Роден таранит нашу полосу – его искореженная машина, вертясь в искрах и скрежете, словно в замедленном видео проплывает за стеклами мерседеса. В машине уже нет водителя – тело Родена лежит в пяти метрах отсюда.
Я решил не ехать к родителям в этот вечер.
43. Ночная литература
Вместо этого я отправился домой. Домом я привык именовать любое место, где остались мои вещи. А поскольку в квартире Дали, доставшейся мне во временное пользование, кроме вещей находился еще и человек, ожидавший моего возвращения – Вера Мухина, то это место на карте Печерска я мог с уверенностью называть своим домом.
Мухина не ждала, что я приду так рано – я получил удивленный поцелуй в скулу и вошел в комнату, по дороге сбросив усталые туфли.
– Где кокаин? На кухне? – спросил я.
– Да, – ответила Мухина. – Я убрала его со стола – пересыпала в банки от крупы.
– У Дали были банки для крупы? – удивился я. – Интересно, что он с ней делал, с этой крупой?
– Он – ничего, – сказала Вера. – Домработница готовила ему еду. И из крупы, наверно, тоже.
– Будешь нюхать?
Отрицательный ответ. Тогда я тоже повременю с этим.
– Почему ты мне ничего не говорила про сумку с кокаином?
– Я не знала, что в коробках спрятан наркотик, – ответила Вера. – Здесь было много хлама, когда мы с тобой сюда въехали. Часть выбросили по моей просьбе, часть я положила на антресоли. И эту сумку тоже.
– Не видел я никаких антресолей, – признаюсь я.
– Иди посмотри, – предлагает Вера. – Возле двери в кухню нужно забраться на стул и отодвинуть
