— Нуу, — повторила девка.
Вошел кобель с верным мослом в зубах. С грохотом выронил на пол. Улегся, начал мусолить. Этот мосол жил в квартире Сигизмунда уже месяц. Кобель то терял его, то вновь обретал и первозданно радовался.
— Так. Чем же, девка, тебя отмывать? Скипидаром? Нет у меня скипидара… Ацетоном придется.
Добыл в стенном шкафу бутыль с ацетоном, отщипнул кусок ваты. Вернулся в комнату. Наводящая ледяной ужас маска девкиного лица уставилась на него. Сигизмунда передернуло.
— Пошли.
Лантхильда доверчиво пошла за ним. Они отправились в гостиную. Из этой комнаты запахи почему-то не распространяются по квартире. Наоборот, туда все запахи собираются. Аэродинамическое чудо.
Сигизмунд усадил Лантхильду в кресло, сам уселся против нее на стул и принялся оттирать ее ацетоном. Поначалу девка испугалась, унюхав незнакомый запах. И то верно. Ацетон вонял, как весь НЕУКРОП вместе взятый.
— Терпи, дура. Умела пакостить — сумей последствия преодолеть.
Лантхильда и терпела. Кобель сунулся было со своей костью — компанию поддержать — но очень быстро ушел.
Глаза у девки заслезились.
— Закрой ты их, — проворчал Сигизмунд. Кучка мокрой ваты с красными пятнами на столе росла.
В разгар процедуры требовательно взревел телефон. Сигизмунд чертыхнулся. Отложил вату. Погрозил Лантхильде пальцем, чтобы ацетон не трогала.
Звонила Наталья. Она стабильно звонила в день получки. Обычно они договаривались и встречались назавтра. Сигизмунд отстегивал на Ярополка четверть того, что получал. Честно отстегивал. Впрочем, Наталья всегда не верила, что это четверть. Подозревала.
— Что так долго не подходил? — недовольно сказала Наталья.
— Гадил.
— Запыхался, я же слышу. Трахался, небось.
— Говорят тебе, гадил.
— А запыхался почему?
— Запор у меня. Тужился. Давай быстрее, мне некогда.
— Тебе всегда некогда.
— Слушай, перезвони минут через десять.
— Сам позвони. Когда прогадишься.
Сигизмунд брякнул трубку и, проклиная все на свете, потащился в гостиную.
Девка теперь была красная вся. Кое-где остался след маркера, а там, где тер Сигизмунд ацетоном, покраснела кожа. Надо бы ее смазать чем-нибудь. А то еще облезет.
Мазать было особо нечем. Был только крем после бритья. Сигизмунд густо облепил девкину физиономию кремом. Сойдет.
Теперь надо бы успокоиться. С мыслями собраться. С Натальей переговорить по-людски.
Сигизмунд отвел Лантхильду в «светелку». Велел до лица не касаться. Заставил лечь на тахту. И не просто лечь, а по стойке «смирно». Кулаком погрозил, велел не вставать. И вообще не шевелиться. Никогда.
Лантхильда жалобно посмотрела на него. Ну и видуха у нее. Сдобная какая-то.
Сигизмунд взял палку, которой обычно раздвигал шторы. Лантхильда тревожно уставилась на палку. А, не нравится!.. Сигизмунд погрозил ей на всякий случай еще и палкой. Хмыкнул. Притворил дверь. Палку тихонько пристроил к двери. Услышит, если юродивая из комнаты вылезать надумает.
— Але, Наталья?
— Что, с облегчением? — мстительно осведомилась Наталья.
— Да, все в порядке. — Сигизмунд нарочно взял небрежный тон. — Как дела?
— Записала Ярополка в бассейн.
— Почем?
— Двести шестьдесят.
— Понял.
Наталья слегка подобрела. Стала договариваться о встрече. Договорились на Технологическом. Завтра.
— А вообще какие новости?
— Зарплату задержали.
— На сколько?
— Третий месяц не платят. И пенсии моим задержали. Сидим без денег.
— Ладно, завтра подброшу, сколько смогу.
— А ты как поживаешь? — поинтересовалась Наталья. — Кто эта дура-то была?
— Какая дура?
— Которая орала не по-нашему.
— А… Это тебя угораздило неудачно. Я переговоры вел. С норвежцами. Сама понимаешь, в неформальной обстановке.
— С норвежцами, — повторила Наталья. — Понятно.
По голосу Сигизмунд понял, что она ему не поверила. Зачем-то пустился в подробности.
— Ну, скандинавы — они же нажираются до положения риз…
— Ага. Скандинавы.
Но Сигизмунда было уже не остановить.
— У папашки этой бабы два сейнера. Треской и селедкой занимаются.
— Тараканов на сейнерах морить подряжался?
— Каких тараканов… Знаешь, у них поговорка есть: «Тот не мужчина, кто не участвовал в Лофтзеендском лове трески».
— Вот и получается, что кобель ты.
— Почему это я кобель? — обиделся Сигизмунд.
— Потому что не участвовал. В лове трески.
— Буду.
— Что будешь?
— Треской ихней торговать буду здесь.
— А еще что будешь?
— Хватит, — сказал Сигизмунд. — Тараканий бизнес скисает. Как говорится, рок-н-ролл мертв.
— А у тебя все скисает. Ладно, до завтра. Как обычно. Только не опаздывай. Я с работы буду.
И положила трубку.
Сигизмунд перевел дыхание. Решил заодно своим позвонить. Узнать, как у родителей дела. Может, им тоже пенсию задержали. То есть, скорей всего задержали. Эти акции по стране проводятся массово. Недаром в новостях намедни какая-то раскормленная морда щеками трясла…
Набрал номер.
— Алло. Это я. Как дела?
Подошла мать. Многословно начала отвечать. Дела были не очень. Потом спросила, где он будет отмечать Новый Год. Дома или к ним придет.
— Еще не знаю, — сказал Сигизмунд. — Не решил. Наверное, к вам все-таки первого числа зайду. Сохрани там для меня пирог.
Раздался грохот. Кобель оторвался от кости, вскинул голову. Появилась Лантхильда. Вся в креме. Лоснилась. Морда красная.
— Я кому сказал — лежать! — заорал Сигизмунд.
