– И мне столько же.
– В самом деле, миссис Смит? Если бы вы только что не сказали, что ваша дочь уже ходит смотреть на движущиеся картинки с молодым человеком, я бы подумал, что вам около восемнадцати.
– Ах, да ну вас! У меня восемь детей.
– Невозможно!
– Морин старше, чем кажется, – согласился ее отец. – И не переменилась с тех пор, как была невестой. Наследственное, должно быть, – у ее матери до сих пор ни сединки.
(А где бабуля? Ах да, нельзя спрашивать.) – Но ты тоже не выглядишь на тридцать пять, я бы сказал, что тебе до тридцати еще далеко.
– Я не знаю своего возраста в точности. Но моложе быть не могу. Разве что чуть постарше. (Чуть, только чуть-чуть, дедуся.) Знаю лишь, что меня оставили в приюте 4 июля 1882 года.
– Но это же мой день рождения!
(Да, мама, я знаю.) – Неужели, миссис Смит? Я не намеревался претендовать на ваш день рождения. Впрочем, мой день можно передвинуть... скажем, к началу июля. Кто знает, когда это было.
– Ах, не надо! Папа, ты обязательно должен пригласить мистера Бронсона к нам на обед в честь нашего общего дня рождения.
– И ты думаешь, Брайану это понравится?
– Конечно же! Я все напишу ему. В любом случае он будет дома задолго до этого. Ты же знаешь, как Брайан всегда говорит: чем больше народу, тем веселее! Мы будем ждать вас, мистер Бронсон.
– Миссис Смит, весьма благодарен за предложение, однако 1 июля я намереваюсь отправиться в длительную деловую поездку.
– Значит, отец спугнул вас. Или же вас смутила перспектива обедать в обществе восьмерых шумных детей? Ничего, мой муж сам пригласит вас, и тогда посмотрим, что вы скажете.
– А пока, Морин, не осаждай его, он и так польщен. Позвольте мне кое-что сказать. Встаньте-ка рядом. Подойди к ней, Тед, она тебя не укусит.
– Миссис Смит?
Она пожала плечами и улыбнулась, па щеках выступили ямочки. Потом она оперлась на протянутую руку и встала с кресла-качалки.
– У отца вечные причуды.
Лазарус стоял возле пес лицом к деду и пытался не обращать внимания на запах ее тела: сквозь едва заметное благоухание туалетной воды пробивался легкий, теплый, восхитительный аромат сладкого и здорового женского тела. Лазарус боялся даже думать об этом и изо всех сил старался ничем не проявить своих чувств. Но запах поразил, как тяжелый удар.
– Мррф. А теперь подойдите-ка к каминной доске и загляните в зеркало.
Тед, ни в восемьдесят втором, ни в восемьдесят третьем эпидемий тифа не было.
– В самом деле, сэр? Конечно же, я не могу помнить.
(Не надо было мне встревать с этой подробностью! Извини, дедуся, но поверишь ли ты истине? Возможно, и поверишь... единственный из всех, кого мне приводилось знать. Но не буду рисковать, забудем об этом!) – Не было ничего подобного. Умирали, конечно, тупые дураки, которые ленились поставить уборную подальше от колодца. Но твои родители, безусловно, такими не были. Не знаю, кто была твоя мать, но твой отец, по-моему, погиб, держа руку на рукоятке, пытаясь обрести контроль над самолетом. Как думаешь, Морин?
Миссис Смит поглядела на свое отражение, сравнивая его с обликом гостя, и неторопливо проговорила:
– Отец, мы с мистером Бронсоном действительно так похожи, что вполне могли бы сойти за брата с сестрой.
– Двоюродных. Увы, Неда нет в живых, доказать это невозможно. Полагаю...
Мистера Джонсона перебил вопль, донесшийся с лестничной площадки:
– Мама! Дедуся! Я хочу, чтобы меня застегнули!
– Вуди, разбойник, подымайся наверх! – велел Айра Джонсон.
Но ребенок стал спускаться, и перед Лазарусом появился невысокий веснушчатый мальчик, с шевелюрой имбирного цвета, одетый в пижаму... клапан позади был расстегнут. Он подозрительно поглядел на Лазаруса. У того словно морозец пробежал по коже, он попытался отвести взгляд от ребенка.
– Кто это?
– Простите меня, мистер Бронсон, – торопливо произнесла миссис Смит.
– Подойди сюда, Вудро.
– Не волнуйся, Морин, – сказал Джонсон. – Я отнесу его наверх и хорошенько промассирую попу, а потом застегну.
– Прихвати с собой еще шестерых! – промолвил ребеночек.
– Хватит и меня одного с бейсбольной дубиной.
Миссис Смит спокойно и быстро навела порядок в костюме ребенка, а потом торопливо выставила его из комнаты и подтолкнула к лестнице. Потом вернулась и села.
– Морин, – сказал ее отец, – это был просто предлог. Вуди умеет застегиваться сам. Но он уже вырос из детской одежды. Заведи ему ночную рубашку.
– Отец, давай поговорим об этом в другой раз.
Мистер Джонсон пожал плечами.
– Меня вновь обыграли. Тед, это и есть тот самый шахматист. Отличный парень. Назвали его в честь президента Уилсона, и уж он-то 'не слишком горд, чтобы воевать'. Просто маленький чертенок.
– Отец!..
– Хорошо-хорошо, но тем не менее это так. Именно эта черта мне и правится в Вуди. Он далеко пойдет.
– Прошу простить нас, мистер Бронсон, – сказала миссис Смит. – Мы с отцом иногда расходимся во взглядах на воспитание мальчика. Но нам не нужно знать о наших разногласиях.
– Морин, я не позволю тебе сделать из Вуди маленького лорда Фаунтлероя.
– Уж этого можно не опасаться, отец; он весь в тебя. Мой отец участвовал в войне девяносто восьмого года, мистер Бронсон...
– И в Боксерском восстании.
– ...и не может забыть этого.
– Конечно. Когда моего зятя нет дома, я держу под подушкой свой старый армейский револьвер тридцать восьмого калибра.
– Я тоже не хочу, чтобы он забыл об этом: я горжусь своим отцом, мистер Бронсон, и надеюсь, что все мои сыновья вырастут, унаследовав его неукротимый дух. Но вместе с тем мне хочется научить их вежливо разговаривать.
– Морин, пусть лучше Вуди усядется мне на шею, чем вырастет застенчивым. Он и так научится разговаривать вежливо, об этом позаботятся старшие мальчишки. Если наставление в хороших манерах подкрепить синяком под глазом, материал запоминается куда лучше. Сам знаю... по собственному опыту.
Разговор прервал звонок колокольчика.
– Наверное, Нэнси. – И мистер Джонсон поднялся, чтобы отворить дверь. Лазарус слышал, как Нэнси с кем-то распрощалась, потом встал, чтобы поздороваться, – и не удивился потому, что уже видел свою старшую сестру в церкви и знал, что она похожа на юную Лаз или Лор. Она вежливо поговорила с ним и убежала вверх по лестнице, как только ей разрешили.
– Садитесь, мистер Бронсон.
– Благодарю вас, миссис Смит, но вы сказали, что дожидаетесь возвращения дочери, чтобы лечь спать. Она пришла – и позвольте мне откланяться.
– Не торопитесь. Мы с отцом полуночники.
– Весьма благодарен вам. Мне очень понравились кофе, пирог, а особенно ваше общество, но мне пора. Вы были весьма добры ко мне.
