Но после того, как честно посчитают голоса, они из своих кресел со свистом повылетают!
Дэк склонился над калькулятором рядом с Роджем. Тот, зарывшись в груду бумаг, что-то подсчитывал по своим собственным формулам. Дюжина с лишним вычислительных центров по всей Системе занимались сейчас тем же самым, однако Родж предпочитал собственный метод. Как-то он хвастал, что может просто прогуляться по округу, разнюхивая обстановку, и определить результат с точностью до двух процентов… А что – такой может.
Док Чапек сидел позади, сложив руки на животе. Поза его точь-в-точь повторяла позу дождевого червя на крючке. Пенни нервно расхаживала по комнате, разносила выпивку и в нетерпении гнула в руках какую-то шпильку. На нас с мистером Бонфортом она старалась не смотреть. До сих пор мне никогда не приходилось бывать на партийных посиделках в ночь выборов, и обстановка здесь значительно отличалась от чего бы то ни было. Все вокруг насквозь пронизано было уютной теплотой. Страсти улеглись. И, казалось, черт с ними, с результатами; мы сделали все, что могли, вокруг – друзья, и всеобщая приподнятость не нарушена будущими тревогами и заботами – она, совсем как глазурь на тех вон пирожных, приготовленных для банкета по случаю завершения выборов…
Никогда еще не было мне так хорошо.
Родж оторвался от своего листа, глянул на меня, затем – на мистера Бонфорта:
– Континент в нерешительности. Американцы пробуют воду, прежде, чем нырнуть; единственное, что их заботит – насколько глубоко.
– Можно уже сказать нечто определенное?
– Нет еще. Голосов-то у нас хватает, но количество мест в ВА еще не определилось – плюс-минус полдюжины.
Он поднялся:
– Пойду-ка я, в город прогуляюсь.
Вообще говоря, идти следовало мне, раз уж я был «мистером Бонфортом». В ночь выборов лидер партии просто обязан появиться с обходом в штаб-квартире, однако она была тем самым местом, где меня легко могли раскусить. «Болезнь» на время кампании избавляла меня от таких посещений; тем более не было смысла рисковать сейчас. Придется Роджу пожимать руки, раздавать улыбки направо и налево и позволять взвинченным бесконечной бумажной возней девушкам вешаться себе на шею.
– Через час вернусь.
Сначала банкет хотели организовать внизу, пригласив весь персонал, и конечно же – Джимми Вашингтона, но таким образом мистер Бонфорт лишался возможности в нем участвовать, а это никуда не годится. Поэтому вечеринку устроили для узкого круга посвященных. Я поднялся:
– Родж, я с вами. Поприветствую гарем Джимми Вашингтона. У них сейчас, небось, тоже праздник.
– Вы с ума сошли? Вовсе не обязательно…
– Но дело стоит того, так? И ничего страшного в этом нет.
Я обратился к мистеру Бонфорту:
– Как вы полагаете, сэр?
– Я бы пошел.
Спустившись на лифте, мы прошли чередой пустующих комнат. В них стояла мертвая тишина, но миновав мой кабинет и приемную Пенни, мы попали в форменный бедлам! Стереовизор, принесенный по случаю торжества, гремел во всю мощь, пол был усеян мусором, присутствующие кто выпивал, кто курил, кто – и то и другое сразу. Даже Джимми Вашингтон слушал отчет с бокалом в руке. Он его даже не пригубил – Джимми вообще не пил и не курил – скорее всего, кто-то просто сунул его ему в руки, а он из приличия взял. Джимми отлично умел вписаться в любую обстановку.
Я в сопровождении Роджа обошел всех, с искренней теплотой поблагодарил Джимми и извинился за то, что не могу задержаться подольше.
– Пойду, разложу старые косточки на чем-нибудь помягче, Джимми. Извинись за меня перед ребятами, хорошо?
– Слушаю, сэр. Вам и вправду необходимо следить за своим здоровьем, господин министр.
Я отправился обратно, а Родж пошел с поздравлениями дальше.
Едва я ступил на порог, Пенни прижала палец к губам, прося не шуметь. Бонфорт задремал, и стерео приглушили. Дэк, прислонясь ухом к динамику, записывал на большой лист бумаги сведения к приходу Роджа. Доктор Чапек сидел на том же месте. При виде меня он поднял свой бокал и кивнул.
Я попросил у Пенни скотча с водой и прошел на балкон. По часам ночь уже наступила; снаружи тоже было темно. Чуть ущербная, Земля нависала надо мной в окружении россыпи звезд – точь-в-точь бриллианты в витрине «Тиффани». Чтобы немного прийти в себя, я отыскал Северную Америку и попытался найти ту маленькую точку, что покинул несколько недель назад.
Вскоре я вернулся в комнату: слишком уж забирает это зрелище – лунная ночь. Чуть позже вернулся Родж и молча засел за бумаги. Бонфорт уже проснулся.
И вот настало время подведения итогов. Все затаили дыхание, изо всех сил стараясь не мешать Роджу с Дэком; минуты тянулись, словно часы. Наконец Родж отодвинул свое кресло от стола:
– Уффффф! Все, шеф, – сказал он, не оборачиваясь. – Наша взяла. Перевес – семь мест минимум. А может, и девятнадцать. А может, и больше тридцати!
Бонфорт ответил не сразу. Голос его звучал совсем тихо:
– Вы уверены?
– Абсолютно. Пенни, переключи на другой канал, посмотрим, что там делается.
Я не мог вымолвить ни слова. Прошел к дивану, присел рядом с Бонфортом; он, совсем как отец, похлопал меня по руке, и оба мы повернулись к стереовизору. Пенни сменила канал:
– …никаких сомнений, ребята! Восемь стальных черепушек с извилинами из вольфрама сказали «да», Кюриак сказал: «возможно»! Так что Партия Экспансионистов одержала решительную…
Другой канал:
– …занимать свой пост еще в течение ближайших пяти лет. Мистер Кирога показал результат гораздо ниже, однако его генеральный представитель в Новом Чикаго заявил, что сегодняшняя ситуация не может…
Родж поднялся и направился к видеофону. Пенни выключила звук. Диктор на экране безмолвно шевелил губами – повторял все то же самое, но в других выражениях.
Вернулся Родж, Пенни снова прибавила звук. Диктор еще продолжал, затем остановился и вгляделся в поданную ему записку. Наконец, широко улыбнувшись, он поднял глаза:
– Друзья! Сограждане! Предлагаю вашему вниманию выступление премьер-министра!
И тут пошла запись моей победной речи!
Я сидел, просто упиваясь ею. В голове царила невообразимая кутерьма, но эмоции – только приятные, до болезненности даже. Над этой речью я как следует потрудился, самому нравится. На экране я выглядел усталым, взмокшим, но торжествующим – точь-в-точь прямая трансляция!
Я как раз дошел до слов:
– Так идемте же – вместе – под стягами Свободы…
За спиной раздался стон.
– Мистер Бонфорт, что с вами?! Док! ДОК! Скорей сюда!
Мистер Бонфорт тщетно пытался дотянуться до меня своей здоровой рукой. Он хотел сказать что- то, но я не мог разобрать ни слова. Голос, и тело, отказывались служить ему, и даже его железная воля не могла заставить подчиняться слабеющую плоть.
Я подхватил его на руки – дыхание Чейн-Стокса… Вскоре он перестал дышать совсем.
Дэк с Чапеком погрузили тело в лифт. Я им помочь не мог. Родж подошел ко мне, потрепал по плечу, стараясь успокоить, затем тоже удалился. Пенни ушла вслед за ним. Оставшись в одиночестве, я
