опять вышел на балкон. Захотелось вдруг подышать свежим воздухом – на балконе он, конечно, был из того же кондиционера, но все же казался посвежей.
Они убили его. Враги расправились с ним вернее, чем если бы нож в сердце всадили! Несмотря на все наши усилия, они в конце концов дотянулись до него. «Убийство, более чем подлое!»
Я ощущал смерть внутри себя. Потрясение заставило оцепенеть: только что я видел «собственную» смерть; и мертвый отец вновь стоял перед глазами. Понятно, почему так редко удается спасти кого-нибудь из сиамских близнецов. Я был выкачан до отказа.
Не помню, долго ли я так стоял. К жизни меня вернул оклик Роджа:
– Шеф?
Я резко обернулся:
– Родж! Не зовите меня так больше! Ну, пожалуйста…
– Шеф, – настаивал он, – вы ведь знаете, что нужно делать, верно?
Закружилась голова. Лицо его расплывалось, словно в тумане. Я не знал, что нужно делать! Я не хотел этого знать!
– О чем вы?
– Шеф, человек умер, но представление продолжается! Вы не можете вот так спокойно уйти!
Бешено стучало в висках. Комната плыла перед глазами. Казалось, он раскачивается – ближе- дальше – ближе-дальше… Голос его давил, точно ветер:
– …отнять у него последний шанс окончить начатое! Вы должны сделать это ради него! Вы дадите ему вторую жизнь!
Я затряс головой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями:
– Родж, вы сами не понимаете, что несете! Это нелепо! Смешно! Я не политик, я всего лишь актер – до мозга костей! Я умею строить рожи и потешать публику – больше я ни на что не годен!
Я ужаснулся, осознав, что говорю его голосом. Родж, не отрываясь, смотрел на меня:
– По-моему, вы до сих пор великолепно справлялись.
Я старался говорить собственным голосом и обрести контроль над ситуацией:
– Родж, сейчас вы расстроены. Успокойтесь – ведь потом сами над собой посмеетесь! Верно – что б ни случилось, играй до конца. Но не в такую игру! Почему бы вам самому не принять эстафету? Выборы – за вами, и большинство в парламенте – тоже! Так занимайте кабинет и претворяйте его программу в жизнь! Чего вам еще?
Не отрывая взгляда от меня, Родж печально покачал головой:
– Я так и поступил бы, если б мог, все – именно, как вы говорите. Но я не смогу, шеф. Вы же помните, какая грызня поднималась на заседаниях исполнительного комитета. Только вы держали их в узде! Вся коалиция держится на силе духа и авторитете одного человека! И если вы просто отмахнетесь сейчас – все, ради чего он жил, ради чего умер, – пойдет прахом!
Возразить было нечего. Вероятнее всего, Родж прав; я за последние полтора месяца начал разбираться во всех этих пружинах и шестернях.
– Родж, хотя бы и так, но вы просите невозможного! Мы не провалились до сих пор только потому, что меня к каждому выходу готовили слишком тщательно. И то – чуть не поймали! А тянуть это неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом, если я вас правильно понял… Это нереально! Я просто не выдержу! Не могу!
– Можете!
Он, наклонившись ко мне, продолжал напористо:
– Мы все обдумали и возможные трудности представляем не хуже вас. Но мы дадим вам возможность врасти в него целиком! Для начала две недели – да что – две, месяц в космосе – если хотите! Дневники, записные книжки, школьные тетради наконец – вы им насквозь пропитаетесь! И не забывайте: с вами – мы!
Я молчал. Он продолжал:
– Послушайте, шеф, вы же прекрасно знаете: политик – вовсе не один человек, он – команда, сплотившаяся вокруг него, его убеждений и целей! Наша команда теперь без капитана, но сама-то она осталась! Просто нужен новый капитан!
С балкона шагнул в комнату Чапек. Когда он успел вернуться, я не заметил.
– Вы, док, я так понимаю, тоже «за»?
– Да.
– Вы просто обязаны, – добавил Родж. Чапек тихо проговорил:
– Я бы не стал так говорить… Но, надеюсь, вы сами придете к этому. А, черт побери, не хочу лезть к вам в душу… Я верю в свободу воли. Понимаю, странно, конечно, слышать из уст медика столь легковесный довод…
Он обратился к Клифтону:
– Лучше нам уйти пока, Родж. Он все понимает, так пусть решает сам.
Однако побыть в одиночестве мне не удалось – стоило им уйти, явился Дэк. Спасибо, хоть он не стал называть меня шефом.
– Привет, Дэк.
– Привет, привет…
Некоторое время он молча курил и глазел на звезды. Затем отвернулся от балкона:
– Старичок, мы с тобой на пару сработали кое-что. Теперь я знаю, чего ты стоишь, и так скажу: если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, лишняя пара кулаков, или ствол – только свистни! Помогу всем, чем только можно, и безо всяких вопросов! Захочешь уйти сейчас – ни слова в упрек не скажу, и даже не подумаю удерживать. Ты идеально все провернул!
– Спасибо, Дэк.
– Еще словечко – и я испаряюсь. Пойми только: если ты решишь сейчас, что не в силах работать дальше, – те скоты, что устроили ему ту проклятую промывку мозгов, – выиграли! Выиграли, несмотря ни на что!
Он ушел.
Мозг мой был готов разорваться под напором самых противоречивых мыслей. Мне вдруг стало ужасно жаль себя: это нечестно, в конце концов! У меня – своя жизнь! Я еще в самом расцвете сил, сколько театральных успехов ждет меня! Ну, справедливо ли требовать, чтобы я похоронил самого себя, долгие годы играя в жизнь другого? Меня забудет публика, забудут агенты и продюсеры – словно я и вправду умру!
Это непорядочно. Они просят слишком многого.
Успокоившись малость, я решил не думать пока об этом. Земля-матушка, неизменно прекрасная, по-прежнему сияла в небе. Что-то там кроты поделывают в ночь после выборов? Марс, Венеру и Юпитер – точно для просушки развесили на веревочке Зодиака. Ганимеда, конечно, видно не было, как и далекого Плутона с его маленькой, одинокой колонией…
«Миры надежд» – называл их Бонфорт.
Но Бонфорт умер. Ушел от нас. Эти скоты отняли у него право, данное каждому из нас самой Природой, – и вот он мертв, задолго да назначенного срока.
И меня просят воссоздать его, подарить ему вторую жизнь…
Способен ли я на это? Смогу ли дорасти до его уровня? Чего он сам ждал бы сейчас от меня? И как поступил бы, окажись на моем месте?
Пока продолжалась кампания, я не раз задавал себе вопрос: «А что сделал бы Бонфорт?..»
Кто-то вошел. Оглянувшись, я увидел Пенни.
– Теперь вас послали? Уговаривать послали, да?
– Нет.
Добавить к этому она ничего не захотела, да и от меня, похоже, ничего не ждала… Мы даже не смотрели друг на друга. Молчание затягивалось и наконец я решился:
– Пенни! А если я попробую – ты мне поможешь?
– Да! Конечно, шеф, я помогу!
– Тогда я попробую.
