– Но могу и не объяснять. Вы что, конфиденциальный секретарь Генерального Секретаря? Вам позволено знать его секреты?
– Это к делу не относится.
– Как раз относится. Как офицер полиции, вы должны знать это лучше меня. Я объясню суть дела человеку, у которого не будет никаких записывающих устройств и с условием, что мне дадут возможность переговорить с Генеральным Секретарем. Вы уверены, что нельзя позвать мистера Берквиста?
– Абсолютно.
– Должны же быть равные ему по рангу!
– Если ваше дело так секретно, зачем вы звоните по телефону?
– Мой добрый капитан, если вы проследили мой звонок, то вы должны знать, что по моему телефону можно вести сверхсекретные разговоры.
Офицер Особой Службы пропустил последнее замечание мимо ушей.
– Доктор, не ставьте мне условий, – ответил он. – Пока вы не объясните, о чем вы хотите говорить с Генеральным Секретарем, мы не двинемся с места. Если вы позвоните еще раз, ваш звонок будет переадресован мне. Позвоните сто раз подряд или через месяц – результат будет таким же. До тех пор, пока вы не согласитесь с нами сотрудничать. Джабл радостно улыбнулся.
– В этом уже нет необходимости. Вы сообщили мне – неосознанно, а может, и сознательно – то, что мне необходимо было знать, чтобы начать действовать… Или не начинать? Могу подождать до вечера. Да, пароль меняется. Слово «Берквист» уже не работает.
– Что вы имеете в виду?
– Капитан, дорогой, не надо! Не по телефону… Вы ведь знаете или должны были бы знать, что я – главный мозгополоскатель страны?
– Повторите, не понял.
– Как? Вы не в курсе, что такое аллегория? Боже, чему учат детей в школах? Можете играть в свои карты дальше. Вы мне больше не нужны.
Харшоу отключился, поставил телефон на десять минут на отказ, вышел к бассейну; велел Энн держать форму Свидетеля наготове, Майку – оставаться в пределах досягаемости, Мириам – отвечать на звонки. И уселся отдыхать.
Он был вполне доволен собой. Он не надеялся, что ему с первой попытки удастся соединиться с Генеральным Секретарем. Разведка боем дала кое-какие результаты, и Харшоу ждал, что его стычка с капитаном Хейнриком повлечет за собой звонок из высших сфер.
Если и не повлечет, то обмен любезностями с капитаном сам по себе является наградой. Харшоу придерживался мнения, что есть носы, созданные специально для того, чтобы по ним щелкали. Это укрепляет всеобщее благоденствие, уменьшает извечную наглость чиновников и улучшает их породу. Харшоу сразу понял – у Хейнрика именно такой нос.
Но сколько еще ждать?… А тут новая неприятность: ушел Дюк. Ушел на день, на неделю, или навсегда? Джабл не знал. Вчера за обедом Дюк был, а сегодня за завтраком не появился. Больше ничего достойного внимания в доме Харшоу не произошло. Отсутствие Дюка никого не огорчило.
Джабл взглянул на противоположную сторону бассейна, проследил, как Майк пытается повторить за Доркас прыжок в воду, и поймал себя на том, что намеренно не спрашивал у Майка, где может быть Дюк. Он боялся спросить у волка, что случилось с ягненком. Волк мог и ответить.
Однако слабости следует преодолевать.
– Майк! Иди сюда!
– Иду, Джабл. – Майк вылез из воды и потрусил, как щенок к хозяину.
Харшоу оглядел его и подумал, что сейчас он весит фунтов на двадцать больше, чем в день приезда: нарастил мускулы.
– Майк, ты не знаешь, где Дюк?
– Нет, Джабл.
Нет – и ладно: врать парень не умеет. Хотя стоп: он, как компьютер, отвечает только на тот вопрос, который ему задают. Когда его спросили, где бутылка, он тоже сказал, что не знает.
– Майк, когда ты его в последний раз видел?
– Он поднимался по лестнице, а мы с Джилл спускались. Это было утром, когда готовят завтрак. – Тут Майк с гордостью добавил: – Я помогал Джилл готовить.
– И больше ты Дюка не видел?
– Больше я Дюка не видел. Я жарил гренки.
– Что ты говоришь? Из тебя выйдет отличный муж для какой-нибудь девчонки, если ты не будешь осторожен.
– О, я очень осторожно жарил!
– Джабл!
– Слушаю, Энн.
– Дюк поел на кухне до общего завтрака и умотал в город. Я думала, вы знаете.
– Гм-м, – протянул Джабл, – я полагал, он поедет после ленча.
У него словно гора с плеч упала. Не то чтобы Дюк для него многое значил – нет, конечно, Харшоу никогда и никому не позволял стать значительным в его глазах. И все-таки хорошо, что Дюк ушел от греха подальше.
Какой закон нарушается, если человека развернуть перпендикулярно всему на свете, то есть отправить в другое измерение?
Это не будет убийством, потому что для Майка это средство самозащиты или защиты ближнего, например, Джилл. Пожалуй, подойдут пенсильванские законы о колдовстве. Интересно, как может быть сформулировано обвинение? Гражданское право вряд ли подойдет – за нарушение общественного порядка Майка не привлечешь. Похоже, нужно разрабатывать для него особый закон. Майк уже поколебал основы медицины и физики, хотя ни медики, ни физики этого не заметили.
Харшоу вспомнил, какой трагедией для многих ученых стала теория относительности. Не в силах ее усвоить, они сошли со сцены навсегда. Несгибаемая старая гвардия вымерла, уступив место молодым гибким умам. Дедушка рассказывал, что то же самое произошло в медицине, когда Пастер сформулировал основы микробиологии. Старые врачи сходили в могилу с проклятиями в адрес Пастера, но не утруждали себя изучением явлений, которые с точки зрения их здравого смысла были невозможными.
Майк, по всей видимости, наделает больше шума, чем Пастер и Эйнштейн вместе взятые. Кстати о шуме:
– Ларри! Где Ларри?
– Здесь, босс, – послышалось в рупоре за спиной, – в мастерской.
– Сигнализатор тревоги у тебя?
– Да. Я с ним сплю, как вы сказали.
– Вылезай наверх и отдай его Энн. Энн, держи его вместе со свидетельской формой.
Энн кивнула. Ларри ответил:
– Хорошо, босс, иду. Уже пошел.
Джабл заметил, что Человек с Марса до сих пор стоит рядом, неподвижный, как изваяние. Скульптура? Харшоу покопался в памяти. «Давид» Микеланджело. Полудетские ноги и руки, безмятежное чувственное лицо и длинные спутанные волосы…
– Майк, ты свободен.
– Да, Джабл.
Он все не уходил. Джабл спросил:
– Тебя что-то беспокоит, сынок?
– Ты сказал, мы должны обязательно поговорить о том, что я видел в чертовом ящике.
– Ах, да, – Джабл вспомнил фостеритскую передачу и поморщился. – Только не говори «чертов ящик»: это приемник стереовидения.
Майк удивился:
– Не «чертов ящик»? Ты сам его так называл!
– Да, это на самом деле чертов ящик, но ты должен называть его «приемник
